Мы не твои. Том2

- Я в тот день вернулась в твою комнату. И застала там Алису. – говорит тихо, словно… словно извиняясь за свои слова, за то, что подумала обо мне.

- Да, я знаю. Она… она рассказала мне…потом, не сразу…через какое-то время, - мне хочется непроизвольно сжать кулаки, но я сжимаю талию Нади, такую тоненькую, кажется, могу обхватить ее пальцами.

Воробушек не смотрит на меня, вспоминает…

- Она стояла голая, совсем. И я…я тогда решила, что не стоит возвращаться. Может быть, если бы я не увидела её, то…

Чёрт, конечно, глупо винить во всем Алису, я сам виноват, но… Кто знает, если бы не это?

Надя бы вернулась. Не уходила бы вовсе. Может, переждала бы день и пришла. Да я и сам вернул бы её быстрее. Наверное.

- Надя, я не прошу, чтобы ты сразу простила меня за всё. Я просто хочу, чтобы ты дала мне шанс. Шанс все исправить. Я люблю тебя, хочу, чтобы ты была со мной. Чтобы ты стала моей.

Она молчит. Поднимает голову, смотрит на меня…

- Я всё вспоминала, какие же у тебя глаза. Ты же всегда почти был в повязке или в очках. И сейчас, так непривычно, что ты… что ты можешь меня видеть.

- Это плохо?

- Я не знаю. Просто… мне страшно. Я боюсь… боюсь тебя разочаровать. Я ведь… все равно маленькая, некрасивая бедная девочка. Где-то там, внутри. Именно та девочка была влюблена. И чувства той девочки ты растоптал. Сейчас я другая, но я так же боюсь, что ты мне сделаешь больно. И… ту маленькую, бедную девочку я в обиду не дам.

- Я тоже, Воробушек. Я тоже…

Глава 38

Моя маленькая, некрасивая, бедная девочка!

На самом деле она правда маленькая. Ее голова едва достает мне до подбородка. И она очень красивая. Очень.

У неё тонкие и благородные черты лица, маленький прямой нос, пухлые губы, большие красивые глаза, широко распахнутые, чуть наивные.

Я не могу судить объективно, я ведь… я чудовищно необъективен по отношению к этой девушке, женщине, но мне кажется она самая красивая из всех, кого я встречал.

Раньше я думал, что самая красивая – Зоя. Светлячок.

Сейчас я даже не помню ее лица, не помню, как она выглядит.

А Надя…

- Ты же была рыженькая?

Ее лицо в моих ладонях, я самым беззастенчивым образом ее рассматриваю, вгоняя в краску.

Она всё ещё умеет краснеть!

Смущается.

- Была. Ужасный цвет.

- Не знаю, наверное, мне бы понравилось. Покажи, у тебя есть фотографии?

Она качает головой.

- Нет, ни одной. Я… я тогда совсем не любила фотографироваться. Хотя, как-то пару раз мне хотелось сделать фото с тобой. Но я боялась.

- Чего?

- Чего? – она смешно удивляется, - ты еще спрашиваешь? Да ты… ты меня каждый день изводил, доводил чуть не до слез…

- Да ладно? Я? Тебя? Ты… ты меня все время осаживала, троллила!

- Троллила? Я? Да первое время я уходила к себе вечерами и плакала… И думала, что всё брошу и уйду, и никакие деньги меня не остановят. Ой…

Надя закусывает губу, и усмехается.

- Не думай, я не из-за денег совсем… Просто…

- Что? – снова обнимаю её, прижимая к себе, чтобы почувствовать каждой клеточкой. И она тоже чувствует…

- Ильяс…

- Так что? Не из-за денег? Почему тогда работала? Не увольнялась?

- Потому что я… - осекается, замолкает, а потом поднимает на меня взгляд, смотрит лукаво, - ах ты… ты же сам всё знаешь?

- Хочу услышать от тебя…- сам не узнаю свой голос. Низкий, хриплый.

Словно то, о чём я спрашиваю, услышу впервые.

- Я уже говорила… - тихо, еле слышно говорит, словно прячет свой чувства, как прячет снова глаза.

- Это было очень давно. В другой жизни. Или… - почему-то новая мысль заставляет сердце замереть, и… болит в груди, остро, - или оно и осталось там?

Надя моя вздыхает, снова поднимает ко мне лицо, вглядывается внимательно, словно что-то ищет в моих глазах.

Глазах, которые теперь широко открыты и видят.

Но знают меньше.

Снова приходит мысль, что слепому мне было легче с ней. Я читал её вздохи. Считывал каждое движение. Казалось, что я по ее дыханию, стуку сердца угадываю ее настроение, даже выражение ее лица.

Теперь не могу. Или просто она стала более закрытой? Или закрытой для меня?

Мне все еще сложно осознать, что это может быть так. Что она… Надя, мой Воробушек все еще невеста другого мужчины. Что она… была с ним.

- Всё тут. Со мной. – она аккуратно поднимает руку, и кладет ладонь себе на грудь. – Всё время со мной. Даже когда… даже когда я теряла память оно было тут.

- Надя… - беру её руку, подношу к губам. Господи, так много хочу ей сказать, и так о многом надо спросить. Но не могу разорвать объятия.

И всё еще кажется, что слова нам помешают. Что нам проще и лучше совсем без слов.

- Я… я…

- Что?

- Люблю тебя… - говорит и прячет лицо у меня на груди.

И я чувствую, что внутри разливается блаженное тепло и покой. И сердце грохочет как драм-машина. Хочется кричать. Потому что она сказала это!

Она! Моя Надежда!

И… в этот момент я, наконец понимаю, что такое счастье.

Нет, не то, что она сказала сейчас. И не то, что говорила раньше. И не то, что происходило с нами когда-то. И не наша встреча.

То, что она просто есть на этой земле, что она жива – вот это и есть счастье.