Мы не увидимся с тобой (Из записок Лопатина)

Таким было их второе, а вернее, третье свидание, посте которого он хотел было вернуться жить к себе, но не вернулся. На следующий же день поете отъезда Гурского появилось сообщение о боях, начавшихся на Карельском перешейке. Через два дня в "Красной звезде" напечатали его первую корреспонденцию оттуда, за ней - вторую. И Лопатин поддался на уговоры матери Гурского, которая не хотела отпускать его. У нее была неистребимая потребность о ком-то заботиться, а вечернее разговоры с Лопатиным утоляли часть ее тревоги за сына.

Редактор, как только начались бои на Карельском перешейке, потерял интерес к Лопатину. Наверное, торопя его тогда и с рентгеном, и с рассказом, он держал в запасе мысль о Карельском перешейке. Но туда дослать не успел, вместо Лопатина поехали другие, а чего-нибудь еще в ближайшие дни не предвиделось, и ему было не до Лопатина.

С рассказом, над которым корпел Лопатин, дело не вышло. Сначала редактор, морщась от неудовольствия, стал крестить его красным карандашом так, чтобы из четырех подвалов вышло два, а когда Лопатин заупрямился, а с Карельского перешейка одна за другой пошли корреспонденции, сказал, что теперь рассказы ему в газете ставить некуда.

- Отдай куда-нибудь в журнал!

Лопатин отдал.. И благо, пока что никому не был нужен, сидел у Гурского и писал дневник: наверстывал упущенное,

Через неделю, залатав последние прорехи в дневнике, он обвязал крест-накрест бечевкой две толстые общие тетради и пошел к редактору попросить спрятать их в сейф в дополнение к уже лежавшей там пачке.

Редактор тетради взял и прикинул в руке на вес:

- За столько времени ног бы написать и побольше. Считая госпиталь, проболтался без дела больше двух месяцев...

И, сказав это, положил тетрадки в сейф.

- Надеюсь, как и в прежних, ничего нецензурного нет, - усмехнулся он. - Ни контрреволюции, ни мистики, ни порнографии? Не подведешь меня под монастырь?

- Контрреволюции нет твердо. Порнография попадается, когда привожу особо запомнившиеся вершины художественного мата на всех ступенях служебной лестницы. А мистика, разумеется, присутствует. Какая же воина без мистики! Иногда встретишь спустя год или полтора знакомого пехотного комбата, я оказывается, он так и трубит в своем полку, и жив, и не ранен - разве это не мистика?

- Завидую тебе, - сказав редактор, - пишешь и пишешь и когда-нибудь еще напечатаешь все это. А от меня только эти подшивки и останутся. Редактор кивнул на неизменно лежавшие у него под руками, на полю, подшивки газет, которые он вытаскивал для справок я сравнений по десять раз на дню.

- А ты не прибедняйся; - сказал Лопатин. - Эти подшивки газет, от первого до последнего дня войны, может, еще будут стоить подороже наших книг.

- От первого я до последнего... Не знаю, еще ее думал об этом. Рано, сказал редактор и, взглянув на часы, на которых было ровно двенадцать, спросил Лопатина: - Ты чего пришел?

- Как чего? Принес тебе тетради.

- А еще чек? - - А больше ничего...

- Ну я ступай домой, без тебя дал много. Все еще у Гурского живешь?.'

- Все еще у Гурского.

- Готовься переезжать. Выборг взяли, Гурского отзываю. Теперь обойдемся там и без него...

Так было днем. А в девять вечера позвонили из редакции и сказали, чтобы Лопатин немедленно явился. И он, явившись к редактору, узнал, что завтра утром едет на Третий Белорусский фронт на новом "виллисе", на который недавно пересел бывший личный водитель редактора Василий Иванович.

- Все же ты после госпиталя, а он пожилой и аккуратный. При его нелюбви к скоростям ему только беременных и выздоравливающих возить. Если б его старая "эмка" не отдала концы, так и не пересел бы на "виллис". Ругается - и то ему не так, и это не так, и развал колес не тот, и заносит на поворотах." Поедешь, наслушаешься.

- А почему на Третий Белорусский? Не можешь объяснить?

- Не могу. Просто. - Редактор потянул ноздрями. - Вот тебе и все объяснение! Других мне самому не дают. Объяснить не могу, но заменить пока могу - на Первый или на Второй Украинский, но туда - самолетом, а машину на месте добудешь, слишком далеко стало от Москвы.

Из дальнейшего Лопатин понял, что на этот раз редактор, к своей досаде, несмотря на связи в Генштабе, не располагал ровным счетом никакой информацией, которая подсказала бы ему, куда заранее подбросить корреспондентские резервы.

Но такого рода препятствия подогревали в"нем дух непокорства, и он нашел выход из положения: спешил теперь дополнительно загнать всех, кто был под рукой, сразу на все шесть "украинских и белорусских фронтов. Где бы ни началось, газета не должна была остаться без хлеба насущного. Но кого куда, еще не было до конца решено, поэтому перед Лопатиным оставалась непривычная свобода выбора.

- Может, предпочитаешь лететь? Не тянет на Третий Белорусский?

- Наоборот, предпочитаю ехать, тем более с Василием Ивановичем, сказал Лопатин. - И тем более на Третий Белорусский...

- По секрету тебе сказать, хочется, чтобы на этот раз именно они рванули. Люблю Третий Белорусский, хотя за последние годы меньше всего удач На его голову! - сказал редактор.