В редакции шла суета, сдали всего одну полосу, остальные еще не сдавали. В сводке сообщалось о продолжающемся наступлении наших войск на Карельском перешейке и прорыве финской обороны между Ладожским и Онежским озерами.
Но кроме всего этого, верстали еще целую полосу военных и политических итогов трех лет Отечественной войны и ставили на нее карту с заштрихованными территориями, освобожденными от немцев.
Настроение было приподнятое, но редактор встретил Лопатина неприветливо.
- Выскочил, как черт из бутылки! Если кто-то из фотокорреспондентов хочет увязаться с тобой и рассчитывает на протекцию, - шиш с маслом! Все уже распределены и поедут туда, куда сказано.
- Нет, но у меня самого к тебе дело, на пять минут.
- Иди к заму или к ответственному секретарю, я занят.
- У меня дело не к ним, а к тебе. Лично мое, лично к тебе.
- Тогда жди. И не маячь за спиной - позову. Болтаться в редакции и ждать пришлось долго, больше часа.
- Ну, что у тебя такое? - продолжая читать полосу и не поворачиваясь, спросил редактор, когда Лопатин вошел к нему.
- Мне может понадобиться оформить в Москву вызов для одной женщины.
- Когда? Сегодня? - сердито спросил редактор. - Решил отметить женитьбой третью годовщину войны? Поздно хватился. Извини - недосуг.
- Матвей, я серьезно.
- А серьезно, так говори толком! Пять минут в твоем распоряжении.
Редактор повернулся от конторки и посмотрел на Лопатина обалдевшими от усталости глазами.
- Ну?
- Я хотел тебя предупредить, что, когда вернусь с фронта, мне может понадобиться оформить вызов и прописку у себя в Москве одной женщине с ребенком.
- С твоим?
- Нет, не с моим.
- Откуда вызов?
- Из Ташкента.
- А кто она?
- Заведует костюмерной в театре.
- А кто она тебе?
- В общем, сейчас все...
Редактор потер свои обалделые глаза, уставился на Лопатина и сказал:
- Понимаю. До конца войны нельзя отложить? - Наверное, можно. Но я боюсь ее лишиться.
- А у тебя с твоей бывшей женой и формально все покончено? Я уже забыл...
- Да, и формально.
- Ну что ж, надеюсь, еще успею помочь тебе в этом деле...
Слова "еще успею" какой-то непривычностью задели Лопатина, но тогда он их не понял. Понял много позже. А тогда, хотя и запнулся об них, не переспросил, потому что сам думал о другом.
- Так или иначе, все будет сделано, если сам не передумаешь, - сказал редактор.
- Я не передумаю. Я просто должен ждать ее ответа на свое письмо.
- Теперь все?
- Все. Гурский еще не выехал обратно, не знаешь?
- Знаю. Еще не выехал! Разрешая ему на сутки задержаться в Ленинграде, с условием, что приедет с готовой заключительной корреспонденцией. А что ты за него беспокоишься? Уже не на фронте, в Ленинграде, не маленький, доберется.
- Увижу сегодня ею мать, хотел ей сказать.
- Скажи, что все в порядке. Пока! И редактор еще торопливей, чем в прошлый раз, сунул Лопатину руку. Это была его привычка прощаться с теми, кто уезжал на фронт.
Уже спускаясь от него, Лопатин зашел на второй этаж к дежурным стенографисткам. Хотел спросить, не звонил и не передавал ли чего-нибудь Гурский.
- А вот он как раз передает вставку в свою корреспонденцию, - кивнула одна стенографистка на другую, которая, прижав к уху трубку, быстро писала в тетрадке свои закорючки.
- Борис Александрович, тут у нас Лопатин, - сказала она в трубку. - У вас что-нибудь есть к нему? - И, оторвавшись от трубки, повернулась к Лопатину. - Говорит: пусть подождет. Он. сейчас кончит.
Ждать пришлось минут пять.
Взяв трубку, он услышал веселый и хорошо слышный голос Гурского.
- А я уже в Ленинграде! П-послезавтра увидимся. Твои пол-литра целы, так что, учитывая мою гвардейскую, а твою армейскую норму, можешь рассчитывать на одну т-треть.
- Завтра уезжаю - сказал Лопатин.
- В каком направлении? Не в нашем?.
- Нет.
- На сколько?
- Видимо, надолго.
- Тогда придется п-прикончить их без тебя. Маму уже не увидишь?
- Увижу.
- Передай, что я, как обещал ей, схожу завтра в своем штатском костюмчике в т-театр, посмотрю, сколько успею, до п-поезда. И скажи, что носков хватило. Третью пару надену завтра в т-театр. Будь здоров! Известный тебе ас - Петя П-про-кофьев, которому я вставил фитиль, наступает мне на п-пятки, спешит поведать своему редактору о причинах своей неоп-перативности... Будь зд-доров!
Лопатин вышел на улицу. Ночь была светлая и теплая. Завтра, как и тогда, в начале войны, будет самый длинный день в году.
Перед зданием "Известий", у репродуктора, стояли люди. По радио передавали те самые итоги трех лет войны, которые вычитывал сейчас за своей стойкой редактор.
"Война теперь идет к концу. Но оставшаяся часть пути к полной победе будет нелегкой. Война вступила в самую ожесточенную, решающую и наиболее трудную фазу..."
Передача кончалась, и Лопатин не стал ее слушать дальше. В кармане у него лежала, уже один раз прочитанная во время скитаний по редакции, полоса завтрашней газеты.
"Перечту еще раз, перед сном", - подумал он.
14