Мы не увидимся с тобой (Из записок Лопатина)

- А кто его знает? У человека перед смертью такая сила бывает, толкнул - открыл, а потом упал внутрь и помер. Я один раз сам без сознания задним ходом машину выводил. Мне потом командир машины рассказывал, - кричит мне: "Мишка, куда ж ты, сейчас под откос пойдем!" - а я - без сознания. По-всякому людей бьет. У меня первого командира внутри башни убило куском своей же брони. У танкистов одна машина на всех, все одинаковое, только смерть - разная. Думал, в том кювете все же кого-нибудь живого найду. Не терплю, когда своих бросают. Уже после Курской дуги наступали, у нас машина сгорела, а мы сами живые вышли, но за кем к ночи поле боя осталось - не разберешь, всего там набито, и нашего, и ихнего. А утром дождь прошел, глядим - все же поле боя за нами; потихоньку идет вперед через него наша пехота. И мы за ней - поглядеть, как чего вчера было- В горячке не поймешь, а потом интересно. И вдруг - слышим, кто-то стонет. Под ко-пешкой механик-водитель лежит, ему немецкий танк гусеницей ногу осушил, раздавил до колена. Из своего подбитого танка вылез, а под немецкий попал, - так он нам рассказал- На поле боя всегда что-нибудь валяется - одеяло валялось, мы его в одеяло завернули, он ослабший и дрожит. Выносим его - и вдруг он как закричит, - увидел, два танкиста идут. "Я, - кричит им, - просил вас не бросать меня! А вы меня бросили! Сволочи вы!" А они не признаются, что он ихний. Испугались, что мы их постреляем, и говорят: "Он обознался, он не наш". - "Как так - не ваш?"

Когда 'вернулись, доложили про них замполиту бригады. Не знаю, что с ними сделали, может быть, и ничего. Потому что сразу опять в бой пошли. А по делу - надо было нам тогда их на месте пострелять, заслужили! А под Севском меня самого пехота гасила, по земле катала, шинелями накрывала. Мы, как факелы, из танка выскочили. Ожоги были сильные, но живые остались. Значит, спасибо пехоте!

- Ас вашим командиром танка вы давно вместе?

- С Вахтеровым? Давно, с Витебска. А знакомы еще раньше, в Нижнем Тагиле весной машины получали и эшелоном ехали. А потом, уже перед боями, ему младшего лейтенанта дали - и командиром танка ко мне. Он и стрелял хорошо и как командир был грамотный, с Десятилеткой. Прямо с нее - на войну. Комбриг, когда с нами ходил в танке, ему говорила "Ты, Вахтеров, далеко пойдешь, войну комбатом кончишь". А он смеялся. У него только усы, как у Чапая, а так ему двадцати одного еще не исполнилось. Двадцать было, сказал Чижов и вдруг всхлипнул.

- Не обижайтесь, что спросил,

- А чего? - снова всхлипнул Чижов. - Молчать еще хуже. Чего теперь делать, если не говорить? Пока не рассветет, ничего не узнаем. - А башнер с вами давно?

- Башнер со вчера. У нас до него башнер веселый был, Задорожный Семен Семенович, артист из филармонии. И песни пел, и фокусы делал - и с картами, и с чем хочешь. Немолодой уже, лет под тридцать. И вот его судьба: вчера утром на ходу люк открыл, а не закрепил. Нагнулся папироску взять, а другая рука - на башне. А я как раз в воронку уперся - и его - крышкой люка - по руке. Бинтуем его, а он скрипит зубами и смеется, говорит; "Ничего, я сам виноват!" Сам или не сам, а забрали в санчасть. А вместо него - нового, с кем теперь простились. Я когда внутрь заглянул, пощупал - его в куски порвало.

При этих словах Лопатин почувствовал, как лежавший рядом с ним Чижов содрогнулся, голос не дрогнул, а телом содрогнулся.

- Фамилия - Попов. Что первую неделю воюет - сказал про себя, а как звать - не успел. Узнали от него только, что жена у него Настенька. У нас остановка была до того, как вас взяли, - стоим, а он про нее вспоминает: Настенька да Настенька! Все-таки человек предчувствует свою смерть.

- Почему предчувствует? - спросил Лопатин.

- Ас чего б он взялся вспоминать, если б не предчувствовал?

- А Вахтеров разве предчувствовал?

- Вахтеров никогда не предчувствовал. Он, напротив, Попову объяснял, видя, как тот предчувствует: "Мы-то воевали, - говорит, - значит, и вы повоюете. Мы-то живы! Война-то, - говорит, - не без жертв, но кто-нибудь-то должен из нас остаться!" Так он его утешал. А вы тоже, как Вахтеров, на войне с сорок первого?

- С сорок первого.

- А я с сорок второго. Курсы трактористов уже в войну заканчивал, мне отсрочку дали, броню. А то всех позабирали в первые дни, на трактор сесть некому. У меня язва открылась, доктор на три дня из совхоза к матери в деревню отпустил. Пришел за семьдесят верст к матери, а там повестка ждет. И уже брат убит. Мне говорят: покажи в военкомате свою броню, - а мне неловко. Пока на механика-водителя учили, только в августе сорок второго под Сталинград попал. Называлась у нас - Четвертая танковая армия, а какая она была тогда танковая, одно название...

- А сами вы откуда?

- Пензенский, пензяк.

- Ну, ваши места хоть, слава богу, война не тронула.

- Да, не тронула... В том, как Чижов это сказал, была укоризна; слова "война не тронула" уже давно не годились. Нигде не годились. Дома не тронула. А в домах-то пусто...

- Сколько вы машин с сорок второго года сменили? - спросил Лопатин.