Мы невозможны...

Я кивнула и благодарно чмокнула Лёшу в щеку. Выскочила из автомобиля и, поскальзываясь на сколькой плитке, которую припорошило снежком, бросилась к входу в дом. Сердце бешено стучало в груди, как бы подгоняя меня. Быстрее. Быстрее! Еще быстрее!

Взлетев на крыльцо, я остановилась. Протянула руку в дверной ручке и… и замерла. Казалось, как и все внутри меня. Никогда бы не подумала, что это так сложно. Нажать на ручку, открыть дверь, войти и сказать простое «Мам, привет, я так по тебе скучала».

Оглянувшись назад, наткнулась на подбадривающий взгляд Лёши. И решилась.

Войдя в холл, разулась, сняла пальто и прислушалась. Звук голосов доносился откуда-то справа. Больше не раздумывая, бросилась туда, едва вписываясь в повороты. Ноги в тонких носочках чувствовали холод паркета. Плевать.

На пороге, как оказалось столовой, резко затормозила. Окинула взглядом всех присутствующих, пока не наткнулась на лицо мамы. Она стояла чуть поодаль, рядом со столешницей и держала в руках ложку, которой вымешивала салат. Папа стоял там же, рядом, с тюбиком майонеза в руке.

Казалось, время замерло, и я снова очутилась в детстве. В нашей небольшой квартирке, в которой так волшебно пахло мандаринами. И мама таже стояла у стола, тщательно перемешивая традиционный новогодний салат — оливье. Папа накрывал на стол, нервно поглядывая на часы и торопил маму. Я же пряталась под елкой, с которой тайком снимала конфеты и мандаринки. Еще одна семейная традиция — вешать на елку, помимо игрушек, сладости. И жизнь была прекрасна. Я даже не подозревала, что меня ожидает впереди.

— Здравствуй, мам, — тихо сказала я, едва сдерживая слезы.

Я даже не заметила, как все остальные гуськом двинулись к выходу из столовой. Для меня перестало существовать все, кроме родных глаз, которые всегда на меня смотрели с любовью, нежностью, лаской.

Мама не выдержала первой. Сунув отцу в руки ложку, подошла ко мне, обняла крепко-крепко и разрыдалась.

— Прости, прости пожалуйста нас, прости, — всхлипывая, говорила она.

И я все же не сдержалась, разревелась следом. Сколько мы так простояли — я не знаю. Знаю, что в какой-то момент к нам подошел отец и разом обнял двоих, сгребая нас своими огромными ручищами.

— Я скучала, мам, — прошептала я. — Па, и по тебе тоже! Как же я чертовски по вам скучала!

Успокоились мы не сразу. Наперебой заваливали друг друга вопросами, плакали, отвечали на эти вопросы и снова плакали. Прошло всего несколько лет, но мне казалось, что минула целая вечность с того момента, как мы в последний раз виделись с ними.

— Нам Лёша рассказал, что ты с Тимуром вроде как больше не вместе, — в очередной раз всхлипнула мама. — Что он обидел тебя… Тат, почему ты нам не позвонила? Почему ты не звонила ни разу с момента нашего последнего разговора?

— Я думала, что вы меня ненавидите, — шептала я. — Что я непутевая дочь. Я была обижена тогда на вас, морально растоптана, уничтожена. Все, кому я тогда доверяла, оказались не теми людьми. Не моими. Меня предали все. И я думала, что вы тоже предали.

— Я этому козлу ноги вырву, — взревел вдруг отец. — Тимуру твоему, задохлику!

— Он не мой, пап, — икнула я.

— Не обращай внимания, Тат, — погладила меня по руке мама. — Если бы мы знали, как обстоят дела на самом деле, мы бы примчались и увезли бы тебя домой. А тогда… Нам много раз звонил Тимур. Сказал, что вы поругались. Но вроде как не сильно. Он не сказал, что поступил с тобой как последний…

— Скот! — снова взревел отец. — Нет, мы с Лёхой точно ему глаз на задницу натянем, клянусь!

— Лёха не против, — раздался голос Лёши и только сейчас я заметила, что он все это время стоял, прислонившись плечом к дверному проему.

— Вот! Я сразу сказал, что это наш мужик! — одобрительно закивал папа. — И если его профукаешь, дочь, я тебе лично задницу надеру! Ремнем! Армейским!

Я слабо улыбнулась и повернулась к маме.

— Значит, Тимур звонил вам после меня и сказал, что мы просто поругались? — переспросила, и получив утвердительный кивок, задумалась. — А я еще, дура, номер поменяла… Думала, что вы предатели и злилась.

Эта новость меня ошеломила, совершенно сбила с толку. Теперь я понимала, почему родители отошли в сторону. Они всегда придерживались того, что дети сами во всем разберутся. И они подумать не могли, что мне действительно требовалась помощь. Потому что поверили Тимуру.

— Да кто же знал, что он такой засранец? — не унимался отец. — Я бы его… своими руками… До щелчка голову бы повернул!

— Тише, успокойся, — мама приподнялась и подошла к папе, успокаивающе поглаживая его по плечу. — Сами виноваты.

Я вновь повернулась к Лёше и одними губами прошептала «спасибо».

— Так-с, — хлопнул он в ладоши. — Мне кажется, что нам пора успокоиться. А Тате лучше умыться, — он подошел, взял меня за руку и потянул за собой. — Не то Дед Мороз обидится, что у тебя краснее нос, чем у него и все подарки, которые принес, заберет себе. Моральная компенсация, так сказать.

Я улыбнулась и позволила ему утянуть меня из столовой. Оказавшись снова в холле, я притормозила и дернула его за рукав.