Мы ничего им не должны! (СИ)

Подготовился он к рандеву хорошо, но только на одного противника, заявились трое и все же шансы были. Двуствольный пистолет английской работы его еще не разу не подводил, две пули для подручных Булочника, с шести шагов он бы не промахнулся, а затем и кинжал в ход. Если бы, да кабы… хорошая возможность намечалась подмять под себя целый район, убрать бы проклятого Булочника, но не вышло. Он осмотрел и проверил оружие, тихий щелчок механизма, левая полка открыта, порох сухой и значит – все в порядке. Правый замок открывается с подозрительным скрипом, так и есть… влага попала, он рассчитывал на два выстрела, а вышел бы только один. Вечная проблема как не бережешься, а в нужный момент происходят такие неприятности, а он ведь и замки плотно обернул промасленной бумагой и все равно вода нашла себе дорогу. Остается благодарить провидение, иначе несостоявшаяся схватка закончилась бы не в его пользу – один против двух при самом удачном раскладе.

Известная беда у всех бывших солдат, подавшихся сдуру в криминальный мир. Сменили крутые рубаки саблю на короткий клинок, и тут выясняется, что конкурировать с местными подонками, что буквально "с ножом в руке" родились, чрезвычайно трудно даже хорошему фехтовальщику. Так и Видок рассчитывал в тот вечер скорее на пулю-дуру, кинжал сгодится на добивание. Не факт, что получилось бы справиться одной лишь сталью с Булочником, хоть тому уже за пятьдесят, возраст солидный. Прозвище "авторитета" произошло совсем не от профессии, а от любимой его присказки: "Платить будешь, или булки раздвинешь?", а так – вполне серьезный противник в бою, в прошлом – мясник и орудовать ножом умеет.

Что теперь делать Видоку? Плюнуть, помянуть в сердцах добрым словом всех кого стоит, сунуть пистолет за пояс и тащится домой. Еще в довершение всех бед и дождь пошел пополам со снегом, холодный осенний, вода с небес так и льет.

Путь предстоит долгий… ветер с силой врывался в узкие улочки предместья; белесый, дрожащий свет фонарей, качавшихся под его порывами, отражался в грязной воде, текущей посреди покрытой слякотью мостовой. Обшарпанные дома слепо смотрят на улицу своими немногими окнами в трухлявых рамах почти без стекол. Темные крытые проходы по сторонам ведут к еще более темным, вонючим лестницам, настолько крутым, что подниматься по ним можно было лишь с помощью веревки, прикрепленной железными скобами к сырым стенам. На первых этажах иных строений размещаются разного рода сомнительные лавчонки. Кого только нет – от угольщиков, старьевщиков, торговцев требухой или перекупщиков завалявшегося мяса, до скупщиков краденого. Фонарь на всю центральную улицу один и тот где-то далеко впереди, едва виден огонек сквозь струи дождя.

Кругом решетки и замки как в тюрьме, откуда совсем недавно выпустили Эжена. Хоть и торгуют тут неважным товаром, но куда деваться – район самый что ни на есть воровской.

Дело к ночи, дождь разошелся, теперь поливает как из ведра, сильные порывы ветра с водяными струями хлещут как бичом по стенам домов. Надо торопиться – территория чужая и враждебная, и полицейскому агенту здесь лишний раз появляться не с руки, могут и прибить ребята все того же Булочника. А тут еще старая рана на ноге дает о себе знать, противная ноющая боль… словно иглу в мышцы вонзили. Спасибо полковому лекарю, что лечил нижних чинов у них в части. Та еще вечно пьяная скотина, выковырял горе-эскулап кое-как австрийскую пистолетную пулю трясущимися руками, а дальше – "Гуляй солдат и так заживет!", даже не перевязал толком.

Сто раз он уже собирался покончить с такой жизнью, набегался по молодости и хватит – пора остепениться, да он уже почти завязал, но проклятые "фараоны" снова взяли в оборот. Видок снова вспомнил события годовой давности, что внезапно прямо из камеры смертников привели его в ряды славной парижской полиции. Нет, не убивал он того морячка и в мыслях не было, он же не "мокрушник". Приходилось кровь проливать ранее, пару раз было но по делу, можно сказать – самозащита. Бывают ситуации, когда "или я его или он меня", и на войне случалось, но там по приказу, а дуэль и вовсе не считается.

В такой же вот вечер они с тем матросом сидели и пили в кабаке, как лучшие друзья, с людьми Эжен сходился быстро. Какая-то девка вроде бы еще была с ними, вертелась рядом. Лица случайной ночной "подруги" он так и не запомнил, только внушительные дебелые "сиськи" выпирающие горой из лифа – попеременно они с морячком ее тискали и за грудь и за другие места. Собирались они продолжить банкет в борделе, да перебрал в тот вечер Видок немного, изредка с ним такое происходит и отключился. Разбудили его уже утром, и первое, что увидел он едва продрав опухшие глаза – сияющую мерзкую рожу комиссара префектуры, Жавер уже тут как тут.

– Ну что сынок попался? Давно ли был грабителем, а теперь стал убийцей?

– Ммм… я то тут при чем ваше превосходительство?

– А чей это нож? Мы уж проверили пока ты дрых, входит только в твои ножны, так что колись дружок.