Мы никогда не умрем (СИ)

— Почему «под нашу пьесу»? Он бегает по городу в красном платке и говорит, что он — Бог?

— Почти, — серьезно ответила Рита. — Представляешь, уже семь девушек. Всех нашли тут, в реке. На всех — белые венки…

— И их… не смывает?.. — серьезно спросила Риша.

— Нет, он их крепит какими-то заколками. У всех горло перерезано, от уха и до уха.

Для большей убедительности Рита провела пальцем по своему горлу. Мартин не смог сдержать давно похороненного детского воспоминания: отец чертит дорожку на горле связанной свиньи. И воспоминания о том, как он, Мартин, этим ножом резал этой свинье горло, стараясь придать твердость движению детской руки.

— Говорят, режет потому, что за ними потом течением тянется красный след, типа он от этого какой-то там кайф ловит.

— Эстетическое удовольствие, — подсказала Риша.

— Да, вот типа того. В общем, красиво, наверное — девушка, в белом венке, серая вода, красный след, и она такая на волнах покачивается…

— А еще я читала, что он подрезает им уголки губ. Это сейчас называют «улыбка Офелии».

— Девочки, а вы уверены, что это удачная тема? — поморщился Мартин.

Он не видел смысла в этом обсуждении.

Они не герои подросткового детектива. Они не возьмутся за расследование, не найдут и не накажут убийцу — так бывает только в книгах, причем в тех, которые Мартин не любил, считая их глупыми.

У него была куда более приземленная задача. Ему нужно было вернуть домой в целости и сохранности двух девочек, за которых он уже взял на себя ответственность.

— А все его жертвы — блондинки! — подытожила Рита, тряхнув черными кудрями.

— А я считаюсь? — меланхолично спросила Риша.

— Не знаю. Может в темноте сгодишься, — в тон ей ответила Рита.

Мартин мрачно покосился на кувшин, но пить не стал.

Вечер переставал быть томным.

— А спорим, что маньяк — тот черный мужик с премьеры?! — воодушевленно произнесла Рита, хлопнув ладонью по столу.

— Ради всего святого, Рита, в этом городе полно неприятных мужчин! — Мартин не испытывал ни тени прошлой симпатии к этому человеку, впрочем, это вовсе не было поводом обвинять его в таком страшном преступлении.

— Да нет, ну ты только подумай! Помнишь, как он говорил, что нужно соответствовать образу Офелии? Прямо с чувством говорил!..

— Рит, он очень много чего с чувством говорил.

— Например, про коровник, — тоскливо поддакнула Риша.

— И про коровник он говорил, да! Сразу видно — у-у-у, злодей! Представляете, идем мы сейчас по улице… Две пьяные девушки… И с нами всего один… кавалер…

— Из нас троих только у меня светлые волосы, — мрачно пошутил Мартин.

— Да, но ты не похож на Офелию, Вик, ты похож на самовлюбленного козла. Поэтому грозит тебе только какая-нибудь подслеповатая бабка, которая тебя в темноте со своей животиной перепутает. Или идейный зоофил. Так вот. Идем мы значит, такие, по темному переулку… И навстречу нам…

— Гробик на колесиках. Рита, хватит.

— Этот черный мужик. В плаще в таком, с высоким воротником. И с красным подкладом…

— Мужик или плащ? — уточнила Риша.

— Плащ. Где у мужика подклад тебе, видимо, рано знать. Так вот. Выскакивает он из-за угла, с таким вот здо-о-оровенным тесаком. Смотрит вот на тебя, — указала она на Ришу, — и говорит: «Улыбнись, Офелия!..»

— А что потом?.. — с интересом спросила Риша, скосив глаза к кончику указывающего на нее пальца.

— А потом Вик смотрит на него своим вот этим фирменным разочарованным взглядом, мужик тушуется и уходит. Он же любой кайф способен обломать, как ты с ним вообще столько времени проводишь?

— Он очень… многогранный, — серьезно ответила Риша.

— Отличный каламбур, — в тон ей отозвался Мартин.

— Да, и целуется так, как будто его скоро расстреляют, видели, знаем. Ну что, котяточки… За любовь!

Рита подняла стакан. По ее глазам Мартин понял, что именно этот стакан и отделял Риту от «дымины».

И «дымина» наступила.

…

На счастье, Рита шла сама. Риша спала, обняв его за шею и уютно устроив голову у Мартина на плече.

Вик попросил его проводить девушек домой. Мартин чувствовал, что он отстранился, словно скрылся от него. Он догадывался, почему — Вик все чаще старался давать ему безраздельные моменты. К тому же Мартин заметил странную особенность — даже после небольшой дозы алкоголя друг словно отдалился, голос его доносился немного глуше, а обычные эмоции почти не доносились, поддернутые дымкой.

Чувство было непривычным. Редкое одиночество всегда ощущалось особенно остро.

Ночь была холодной. В этом году весна все никак не наступала — сырой ветер полосовал улицы, словно плетью. Мартин хорошо помнил дорогу и старался избегать как людных мест, так и темных подворотен. Шутки Риты, которые не казались ему смешными в теплом полумраке бара, на темной, почти безлюдной улице окончательно приобрели иной окрас. Правда опасался Мартин не маньяка, а остальных, агрессивно настроенных и не менее циничных, по его мнению, людей.

Рита оступилась и обхватила его запястье сухой, горячей ладонью.

— Прости. Слушай, Вик. Ты ведь… уедешь скоро, да?

— Да, — не стал отпираться Мартин. — А ты разве хочешь остаться в деревне?