Мы никогда не умрем

— Ах вот оно что. Неблагополучные детки, и вы — их благодетель, — прошипела она, вставая. Ее пальцы выскользнули из руки Таши, и она вдруг почувствовала себя обманутой. — Вы, конечно, думаете, что за свою… практику я ни разу не видела неблагополучных детей? Эта пьеса — о любви, побеждающей смерть. О том, что любовь… — она хлопнула в ладоши, — побеждает зависимость.

— Вы можете детям рассказывать эти сказки. Не мне. Ваша пьеса делает героиню сексуальным объектом. Она выставляет напоказ именно то, что привлекает взрослых мужчин в несовершеннолетних девочках, и вы прекрасно это знаете. А делать из мальчика хищника — это же преступление, подростки и так внушаемы, а вы хотите показать им эстетику насилия!

— Вы не можете запретить мне ставить эту пьесу, — напомнила Мари.

— Не могу. А вы, конечно же, не откажетесь от постановки?

Мари развела руками. Таша смотрела и не могла понять, что с ней не так. Она разглядела тайну, но пока не разгадала. Странно, что Наталья Сергеевна не видит ее — взрослым всегда лучше удавалось разгадывать загадки.

Но Таша обрадовалась, что Наталья Сергеевна ничего не заметила. Она поймала тайну, как канарейку в ладони, спрятала от чужих глаз и пообещала себе обязательно рассмотреть ее поподробнее.

— Прекрасно. Я ничего вам не запрещу, Марина, — устало сказала Наталья Сергеевна и встала со стула.

Ее пушистый серый жилет напоминал Таше какую-то странную кольчугу — мягкую, узорной вязки, но ни одно слово-жало Мари сквозь нее не проникло.

Мари проводила Наталью Сергеевну тяжелым взглядом.

— А она у вас не очень-то приятная, не так ли? — рассеянно спросила она.

— Нет, она очень хорошая. Нас всех любит, — вступилась за наставницу Таша. — Просто беспокоится очень сильно. Она знаете, как Ульку любит? И Тимура тоже, хотя и называет глупым. И всех остальных тоже. А еще она внимательная — никто не волновался, когда Слава неделю в школу не ходил, он позвонил один раз, сказал, что заболел. Так Наталья Сергеевна к нему домой пришла, и потом всех к нему в гости водила, мы чай с вафлями пили…

— Кто такой Слава? — скривилась Мари.

— А есть у нас мальчик один, такой весь в черном, глаза дурные. Мне родители сказали с ним не дружить, сказали, что он наркоман и… еще кто-то, не помню слово. А Наталья Сергеевна говорит, что он хороший. Только глупый. Он мне потом сказал, что отравиться хотел, а она его отговорила, представляете?

— Ее послушать, так все кругом глупые.

— Меня она глупой не называет, — насупилась Таша.

— А как называет? — улыбнулась Мари.

— Мышкой, — нехотя ответила Таша.

Прозвище ей не нравилось. Мышка — маленькая и серая, а она устала быть маленькой и серой. А главное — Таша очень надеялась вырасти и стать заметной. Может быть, красивой, как Улька. Или такой таинственной, как Мари. А мышка всегда будет мышкой, не вырастет ни в кошку, ни в лису, ни даже в канарейку.

— Мышка, прелестно! — непонятно чему обрадовалась Мари. — Расскажи мне, что было дальше с девушкой, которой нравились красные цветы в саду?

— Это взрослые обычно рассказывают сказки детям, — напомнила ей Таша.

— О, нет-нет, кто сказал тебе такую глупость? Дети рассказывают лучшие сказки на свете!

Таша задумалась. Посмотрела на темную сцену.

Там, за плотным серым занавесом в пыльном полумраке распускался красный светящийся цветок. Один, второй, третий…

Девушка в белом гриме стояла на краю сцены и смотрела в зал. Красные отблески ложились на ее серое платье, растекаясь по ткани, словно пятна крови.

А цветов становилось все больше и больше, и каждый светился странным, тревожным светом.

— Она запретила сажать в своем саду какие-то другие цветы. Сказала, будут только красные, а все остальные приказала вырвать и сжечь.

— Вот как? — кажется, Мари ей не поверила.

— Конечно! Идемте, я покажу! — Таша, внезапно осмелев, схватила ее за рукав и потащила к сцене.

— Смотрите!

Она легко запрыгнула на сцену и зажмурилась. Девушка в сером сидела на краю сцены, низко опустив голову. Мужчина в белом сидел к ней спиной. Таша подошла ближе и заглянула в его глаза. Глаза были страшные — совсем-совсем белые, и наполненные красными сполохами, которые отбрасывали светящиеся алые цветы.

— И сказала девушка из замка: «Я не желаю видеть в своем саду других цветов, кроме красных!» Ее послушались, вырвали все остальные — желтые, синие, фиолетовые, все-все. Остался только один куст с белыми розами, который принадлежал ее матери! — Таша выпалила эти слова и закрыла глаза, чтобы снова увидеть девушку с черными слезами на белом лице. Она одобрительно кивнула.

Когда Таша открыла глаза, вокруг был только полупустой полумрак сцены. Мари внимательно смотрела на нее, и Таше почему-то показалось, что она сердится.

— Я плохо рассказываю?

— Замечательно, Мышка, — улыбнулась она. — Что было дальше?

— А почему я вам рассказываю? Это вы мне обещали сказку! Пойдемте, это же совсем не трудно! — она протянула руку.

Мари посмотрела на часы и тяжело вздохнула. А потом вдруг улыбнулась, и Таше показалось, что она видит совсем другого человека. Словно маска на секунду спала, и показалось настоящее лицо.