Мы носим лица людей

– Многие считают, что долгое пребывание в ванне полезно для организма. Однако специалисты советуют не проводить под душем больше десяти-пятнадцати минут. Это тебя погубит… – Макс лежит на диване, и речь его льется рекой даже спросонок.

– Поздравляю, твоя словесная диарея к тебе вернулась… Спи! – шепчу я, залезаю на кровать и растягиваюсь под милым теплым одеялом. Укрываюсь им с головой. Отворачиваюсь к стене и зажмуриваюсь.

Я как огня боюсь своих мыслей и мечтаю сейчас лишь о крепком сне, но, как только оказываюсь в другом измерении, перед глазами проносятся окна, пустые улыбки, лестницы… Нестерпимая жара заставляет вылезти из футболки, сбросить одеяло, вцепиться в матрас обгрызенными до мяса ногтями. Я бегу, прячусь, попадаю в мертвую хватку каменных жутких пальцев и сопротивляюсь, но удар кулака в живот выбивает из меня жизнь. Я лежу в огромной яме. Я визжу.

– Даня, тихо, тихо… – Кто-то трясет меня за плечи, изо всех сил прижимает к себе и накрывает одеялом. Кошмар рассеивается, клочья отравленного тумана улетают прочь. Меня обнимает брат. И мы оба – почти без одежды. Странное обжигающее чувство накатывает волной. Мы учащенно дышим, дрожим, но не двигаемся, пока не проваливаемся в сон.

А утром я просыпаюсь от звука раскрывающихся штор и внезапно ярких солнечных лучей.

Над кроватью стоит побледневшая бабушка.

– Ба, ничего не было! – пищу и вскакиваю, в ужасе прикрываясь одеялом. Макс, в тщетных попытках одуплиться, медленно садится на край кровати и, опустив голову, трет пальцем переносицу.

– Ты что же творишь, щенок? – Бабушка склоняется к Максу, ее голос дрожит. Тот долго и пристально на нее смотрит, но ответом не удостаивает.

– Даша, как же так?.. – Вскинув брови, бабушка обращает взор на меня.

Я вспыхиваю и начинаю тараторить:

– Он не виноват! У меня кошмары, после того как… я не могу спать… Ничего не было, правда! – Мои щеки горят от невыносимого стыда и несправедливости. Нас неправильно поняли. Я начинаю плакать. Впервые за долгое время по лицу бегут слезы.

– Она же сказала, что ничего не было! Какого еще хрена тебе от нее нужно?! – резко огрызается Макс и тут же ловит от бабушки звонкую оплеуху.

– Замолчи, моральный урод! – кричит бабушка, а я в тысячный раз пытаюсь до нее достучаться.

– Он не урод! Ты даже не представляешь, какой он!!! – срываюсь в истерику, ору так, что черепная коробка грозит треснуть и расколоться на части, задыхаюсь, начинаю икать.

Макс кладет ладони на мои щеки:

– Даня, тихо. Смотри только на меня. Все хорошо… – и я мгновенно прихожу в норму.

– Одевайтесь, – севшим голосом произносит бабушка и выходит из комнаты.

* * *

Стрелки допотопного будильника показывают семь утра. Яркий солнечный луч протянулся из окна и лег на хрустальную посуду, столпившуюся на полочке в горке. Рядом в тени притаилось фото наших с Максом мам.

Бабушка, устало опустившись в кресло, грызет валидол, с надеждой и неверием смотрит на нас.

Мы, два дебила, сидим на диване и исподлобья бросаем на бабушку тяжелые взгляды. Однако, встретившись с ней глазами, тут же отводим свои.

Кажется, всему пришел конец.

От таких новостей папу точно хватит кондрашка. Завтрашним же рейсом они с Настей прилетят в Москву, и с утра послезавтра я уже буду предана позору и анафеме. Возможно, меня подвергнут пытке безденежьем: других инструментов воздействия на людей отец не признает. Для меня же самой страшной пыткой будет разлука вот с этим парнем. С парнем, который сейчас держит меня за руку.

– Знаете что, дети… – откашливается бабушка, – я прекрасно вижу, что происходит. Я хочу верить… нет, я верю, что ничего еще не случилось, но, Максим и Даша, я пока за вас отвечаю. Нет, вы меня точно в могилу сведете!..

…А еще я больше никогда не увижу Ротена и Ли. Я брошу их всех в борьбе за жизнь маленького Вани…

Лишь сильнее сутулюсь и разглядываю пальцы Макса, надежно сплетенные с моими.

– Даша! – долетает до меня сквозь туман. – Папе я ничего не расскажу. Максим, в кладовке есть раскладушка, ты будешь спать в гостиной. У меня все! Господи… Теперь обувайтесь, иначе мы опоздаем на автобус.

Я ждала долгой изнурительной головомойки, но на этом все закончилось.

Всю дорогу до вокзала мне хотелось повторять бабушке снова и снова, что ничего предосудительного мы не сделали, что мы просто спали, обнявшись. Мы делали это с самой первой ночи. Каждую ночь.

Мотаю головой, потому что в ней роем гудят мысли о том, что бабушка, возможно, права…

Я извожу и извожу себя, но в автобусе Макс демонстративно кладет голову мне на плечо и засыпает.

Глава 24

На дальние расстояния в автобусах мне доводилось кататься нечасто, а те, в которых я раньше ездила, были туристическими: большими и комфортабельными. Сегодня до места назначения нас вез древний автобус, дребезжащий и воняющий выхлопными газами.

Макс, щекоча щеку светлыми волосами, беззаботно сопел в мое плечо, а меня нещадно мутило. Мутило от тряски, рева мотора и удушливых выхлопов. И от пристальных бабушкиных взглядов.

* * *