Мы новый мир построим...

– Не заходите слишком далеко, – процитировал Андронов полюбившуюся ему когда-то притчу. – Просто скажите, что Союз развалился. Таков факт, остальное суждение. Несчастье это или благословение, нам неведомо, потому что это только фрагмент. Кто знает, что последует? – Ожидание, скорее всего, предстояло довольно долгое, и можно было пофилософствовать.

– Так вот уже и последовало, – недовольно сказал таксист. – Может, кому и благословение, только не мне. Торчал бы я сейчас за рулем, как же! В прошлом месяце двоих наших убили – и кто? Соплячье недоделанное! А я, между прочим, штурманом на «сорок втором» был. Так сократили! Ежедневно по два десятка бортов приходило-уходило, по всему Союзу, а что сейчас? Тишина! В девяностом новый аэровокзал отгрохали – а теперь там только выставки-ярмарки проводятся... Полный абзац!

– А остались бы штурманом – и гробанулись бы, может, еще лет пять назад, – заметил Андронов, поудобнее умащиваясь на сиденье. – Был у одного бедняка прекрасный конь. Все советовали продать, а старик ни в какую. Как, мол, могу продать друга? А однажды ночью конь пропал. Собрались деревенские и говорят: «Ты старый дурень. Лучше бы продал его. Вот несчастье!». А старик им отвечает: «Не заходите слишком далеко, говоря так. Просто скажите, что моего коня нет на месте. Таков факт, остальное – суждение. Что бы это ни было, несчастье или благословение, я не знаю, потому что это только фрагмент. Кто ведает, что последует?»

– Ну-ну, – с мрачной иронией покивал таксист. – Сказки бабушки Арины.

– Сказочке еще не конец, – невозмутимо продолжал Андронов. – Конь-то вернулся денька через три-четыре. Оказывается, его не украли, просто убежал на волю. И вернулся не один, привел с собой еще дюжину лошадей. Опять деревенские начали судачить: прав, говорят, старик, не несчастье это, а благословение. А дед им снова свое: не заходите далеко, просто скажите, что конь вернулся. Кто знает – благословение это или нет. Вы прочитали одно слово и пытаетесь по нему судить о целой книге. На другой день сын его стал объезжать этих лошадей, упал и сломал обе ноги. И стал навсегда калекой. Несчастье? Но тут началась война с очень сильным врагом, всех деревенских парней забрали в армию и бросили в бой, с сабельками против пулеметов, а калека остался в деревне, с отцом, и оба они уцелели. И так далее... Нельзя судить о целом по фрагменту.

– Вы эту сказочку женам тех хлопцев расскажите, – после долгой паузы хмуро отозвался таксист. – Одного молотком, а другому удавку на шею накинули... За что, спрашивается? Хорошенькое благословение!

– Ладно, – махнул рукой Андронов. – Сколько людей – столько мнений. Курить тут можно?

Таксист отрицательно помотал головой:

– Нет, не надо. Я восемь лет как бросил, и дыма теперь не переношу.

Андронов молча открыл дверцу и выбрался из машины. Полез в карман куртки, ничего не нашел и тихо, но с чувством выругался – как в молодости:

– Тудыть твою в душу!

Сигареты и зажигалка остались лежать на столе в кафе. На радость девице-красавице.

Бросив взгляд по сторонам, Андронов с облегчением обнаружил табачный киоск, приткнувшийся к стене магазина на другой стороне улицы, за перекрестком. Обернуться туда и обратно было минутным делом, поэтому он, сунув голову в салон «жигуля», бросил расслабленно сидящему таксисту: «Я за куревом», – и быстрым шагом направился к белой будке. «Неаполитанская» компания, поди, еще только-только начинала жевать и обсуждать свои дела.

Ассортимент выстроившихся рядами за стеклом сигаретных пачек был, пожалуй, не хуже, чем в Москве. Андронов выбрал привычное красно-белое «Мальборо» и черную, с золотом, зажигалку. Опустил пачку в карман и начал, для проверки, щелкать вновь приобретенным огнивом, положив на край узкого прилавка сдачу – несколько местных желтых монет и розовую, с оттенками, десятку, с которой взирал какой-то усатый казак. Дунул ветерок, позарившись, видимо, на гладенький банкнот, и десятка сухим осенним листком запорхала к мокрому асфальту. Андронов, чертыхнувшись, отправил зажигалку вслед за сигаретами, сгреб с прилавка мелочь и повернулся к месту приземления по-поросячьи розовой бумажки. И не обнаружил ее. В той точке, где она, как успел заметить краем глаза Андронов, совершила посадку, стоял черный, забрызганный грязью ботинок на толстой подошве.

– Вы не могли бы сделать шаг назад? – вежливо обратился Андронов к владельцу ботинка. – У меня деньги упали, а вы на них наступили. Beроятно, не заметили, – в последнюю фразу он подпустил чуть-чуть сарказма, потому что не заметить мог только слепой.

– Шо такое? – услышал он в ответ утробно-сиплое, с нажимом. – Шо ты гонишь, бычара? Хочу – стою, какие деньги? На лохов наезжай.