Мы обещали не расставаться (СИ)

Но как вернуть в их дом мир и покой? Как убедить Алёшку принять неизбежное и не страдать впустую, мучаясь опасением, что теряет их? Да, так и есть: он боится, что станет ненужным ей и Катюшке. Мне надо быть к нему мягче, а ещё неплохо бы родить ребёнка, его биологического, надо ему предложить сегодня же ночью, тогда перестанет ревновать к Вадиму Катюшку.

С сегодняшнего же дня мы перестанем предохраняться, я забеременею. Ничего, что работаю на радио чуть более полугода, кому какое дело! Дети – это святое.

Если честно, у них с Алёшкой в интимной жизни не всё ладилось. Частые мужнины командировки, вопреки установившемуся мнению, отнюдь не придавали огня в их занятия любовью, напротив, способствовали всё большему охлаждению.

Тинка от него отвыкала, и как-то независимо от её желания к ней подкрадывались прежние мысли и воспоминания о первой любви. Нельзя сказать, что она их не гнала и не ругала себя за слабость. Но так получалось: если видела цветы, то приходило ощущение безмерной радости, испытанной при вручении Вадимом первого букета; когда звучали старые знакомые мелодии, под которые они с ним танцевали, внутри всё сжималось. А Катюшкины почти чёрные глаза… Как взглянешь – и думы об Алёшке сами собой убегают, а приходят о другом человеке.

Муж знать об этом не должен! Наверное, прав он, встречи Вадима с дочерью пусть лучше проходят в присутствии только его, без неё самой. Тогда постепенно всё вернётся к тем дням после их свадьбы, когда она без ненависти думать о Вадиме не могла. А к Алёшке чувствовала великую благодарность, казался ей спасителем. Он им и был.

- Мама, вы перестали сердиться друг на друга? – спросила тревожно Катюша, вернувшаяся от соседей.

Тинка не успела ответить, лишь погладила по мягким волосам дочки и взяла её тёплую ладошку, как вмешался Алексей. Прикрыв балконную дверь, но, не задвинув щеколду вверху, сказал довольно резко:

- На улице теплынь. Дочурка, мы идём с тобой гулять в сквер, на наше место! Вдвоём! – последнее слово подчеркнул.

- Нет! – возразила Тинка. – Она ещё не до конца выздоровела. А на улице, скорее всего, ветер!

- Она моя дочь! Я знаю, прогулка ей не повредит! – грозно заявил и, сердито схватив Катюшку за другую её ручку, решительно потянул к себе.

Женщина замешкалась, удерживая на несколько секунд дочку около себя за руку, но всё же отпустила – не разорвать же её! Как глупо – тянуть ребёнка в разные стороны! Быстро одела в тёплые штанишки и куртку. Муж хотел возразить против меховой шапки, но она даже не стала слушать, натянула её на Катюшку – зима ещё не сдалась. Дочка захватила с собой небольшой красно-синий мячик, который Алёшка привёз ей из последней командировки.

Проводив их, Тинка, взвинченная и обиженная грубой выходкой мужа, накинула на плечи пальто и вышла на балкончик, чтобы помахать дочурке.

Через некоторое время Алёшка с Катей показались внизу, выходя из подъезда. Не взглянув вверх на окно их комнаты и на неё, сразу же направились к дороге, которую нужно было пересечь, чтобы пройти к скверу.

Муж шёл вдоль дороги к переходу со светофором быстро, размашисто, дочка бежала рядом вприпрыжку. Он не взял её за руку – с тревогой и ужасом вдруг осознала Тинка. Никогда такого Алёшка не позволял себе. Брать ребёнка на улице за руку и не отпускать ни на минуту – было их твёрдым обязательным правилом.

И не закричишь на всю улицу! Просто-напросто бессмысленно кричать – из-за шума машин никто не услышит. «Возьми её за руки! - мысленно подавала мужу сигнал. – Пока не поздно, возьми!» Но Алёшка не ловил его, сосредоточенно шёл себе, чуть отвернув голову от ребёнка.

И не спрыгнешь с третьего этажа, только убьёшься. Надо бежать вслед. Уже рванулась было в комнату, но замерла, словно кто-то шепнул ей: «Стой!» Увидела, как Катюшка выпустила из рук мячик, тот покатился прямо к мчащимся машинам, дочка рванулась за ним. Алёшка, наконец очнувшийся, метнулся за ней. Тинка почувствовала ощутимо шлепок от удара и раздирающий детский вскрик, хотя из-за расстояния услышать их не могла.

Почти кубарем скатилась по подъездной лестнице. Добежав до места происшествия, увидела распростёртое на обледеневшей обочине дороги тело Алёшки, а над ним, скорчившись, сидела, как верная собачонка, живая и невредимая, по крайней мере на первый взгляд, её ненаглядная дочь и жалобно выла.

Тинка ощупала её всю и осмотрела, потом прижала к себе и стала беззвучно всхлипывать.

- Девочку не задела машина, - принялся её успокаивать какой-то мужчина из столпившихся вокруг прохожих, - я видел, как ваш муж весь удар принял на себя, он успел её схватить и повернуться так, чтобы она оказалась в безопасности, и не отпускал, пока не потерял сознание.

Не спуская с рук дочку, она наклонилась над Алёшкой, положила ладонь ему на лоб, он был тёплый, прислушалась к дыханию, вроде, дышит и пульс бьётся.

- Вызовете, пожалуйста, кто-нибудь «скорую»! – попросила громко.