Мы одной крови!

- Когда я тебя увидел - белое лицо, черные волосы, удивительные черты лица, - то подумал, какой же мерзавец решился уничтожить такую красоту! Да как же у него рука поднялась стрелять в такую женщину! И сказал себе, что не дам погибнуть столь необычной красоте. Хоть ты уже теряла сознание и была с закрытыми глазами, в тебе чувствовалась внутренняя сила, скрытый огонь. И когда анестезиолог сказал, что мы тебя теряем, я подумал, что если потеряю тебя, то потеряю и часть себя самого. Я уже не отчуждал себя от тебя. И вместе с тем, почему-то не мог решиться на прямой массаж сердца. Представить, что я рассеку тебе грудную клетку и коснусь рукой твоего сердца, было свыше моих сил, хотя я хирург, могу и должен делать это. Но другие пациенты были для меня безлики, а ты нет. Твое лицо даже под наркозом было особенным. К счастью, инъекции адреналина оказалось достаточно. А то я даже и не знаю, как бы поступил. Наверное, попросил бы делать прямой массаж сердца Сергея, ассистента. А может быть, отрешился бы от мысли, что ты - это ты, и сделал сам. Не знаю... Впервые за операционным столом я не мог принять решения.

- Такого признания в любви я ещё никогда не слышала, - тихо сказала Алла.

- Ну, вот, я тебе во всем признался... - Он по-прежнему смотрел на неё с нежностью. - Не ожидала, что убеленный сединами хирург признается тебе в любви в реанимационной палате?

- Честно говоря, не ожидала.

- Для меня самого все это неожиданно. Я думал, что уже не способен любить.

- Я тоже, - призналась она.

- Скажи честно, как ты себя сейчас чувствуешь?

- Ты имеешь ввиду мое эмоциональное состояние? Порхаю по облакам.

- Нет, я имел ввиду твое соматическое состояние. Хотя рад слышать, что ты порхаешь по облакам.

- Если честно, то довольно хреноватисто. Но сейчас мне это по фигу. Я жива, я поправлюсь, ты меня любишь, - чего ещё бабе надо для полного счастья?!

- А что именно плохо?

- Все тело какое-то не такое.

- Слабость?

- Да. Лень даже шевельнуться.

- Это естественно. Рука болит?

- Болит.

- Давай я сделаю тебе промедол.

- Давай. Слушай, а ты говорил, что сидел на посту возле палаты. А где медсестра?

- Я её отправил домой, пусть встречает Новый год. Чего ей тут сидеть, пялясь в книгу? А за тобой я буду ухаживать сам.

- Не возражаю. Оказывается, это здорово, когда мужчина ухаживает. За мной ещё никто и никогда так не ухаживал.

Олег вышел и тут же вернулся со шприцем. Опять он отвлекал её разговорами и сделал укол так, что Алла ничего не почувствовала.

- Знаешь, я сильной боли не боюсь, могу терпеть долго, а вот уколов боюсь, - призналась она. - Потому так бушевала, когда ваши девицы меня кололи. Как только я вижу этот мерзкий шприц, у меня внутри что-то сжимается со страху.

- Обычно инъекций боятся мужчины, а женщины нет.

- Вот такая я - женщина наоборот...

- Ты замечательная женщина. Храбрая и мужественная, если только к женщине применительно понятие "мужественная". Я ведь знаю, что тебе вовсе не так хорошо, как ты говоришь, но ты не ноешь и не хнычешь. Голова кружится?

- Немного.

- Я поставлю тебе капельницу.

- Ставь, если считаешь нужным. Тебе я готова подчиняться во всем.

- Во всем? - улыбнулся он.

- Почти, - улыбнулась в ответ Алла. - Если не будешь клевать мне печенку насчет того, чтобы я не занималась рисковыми делами, то во всем.

- Не буду.

- Умница. Я же сразу поняла, что ты стоящий мужик. Во всех отношениях... - Она многозначительно подмигнула.

Олег улыбкой обозначил, что все прекрасно понял, шутливо погрозил ей пальцем и вышел. Минут через пять он вернулся, держа в руках большой флакон с желтоватой жидкостью, упаковку со стерильной системой, резиновый жгут, корнцанг, тонометр и несколько плоских упаковок с лекарствами.

Теперь выражение его лица было другим - серьезным и сосредоточенным. Врач за работой, сантименты в сторону.

Установив флакон кверху дном на стоящей возле кровати стойке, он вскрыл упаковку с системой, проткнул резиновую пробку флакона, выпустил из иглы немного жидкости, чтобы из трубки вышел воздух, пережал её корнцангом, надел на иглу пластмассовый колпачок и закрепил трубку на стойке. Взяв правую руку Аллы, он покачал головой - на внутренней стороне локтевого сгиба была обширная гематома, на коже над венами - многочисленные следы инъекций.

- Сюда колоть уже нельзя, - сказал он. - Придется в вены кисти. Они очень тонкие и хрупкие, к тому же, инъекция в них болезненна, но делать нечего. Потерпи, Алла, будет больно.

- Да ладно, ерунда. Коли.

Перетянув ей руку жгутом повыше запястья, он попросил:

- Поработай рукой.

Алла стала энергично сжимать пальцы в кулак.

- Достаточно, теперь сожми кулак.

Она повиновалась.

Похлопав по тыльной стороне её кисти, Олег протер кожу спиртом, снял колпачок с иглы и сразу попал в вену.

- Разожми кулак, - велел он, распуская жгут. - Постарайся не шевелить рукой, а то игла выскочит из вены.

Закрепив иглу поверх кожи узкими полосками лейкопластыря, он уложил её руку поудобнее и посмотрел на Аллу.