«Мы одной крови». Десант из будущего

До опушки было рукой подать. Но кто-то падал, кто-то орал и катался по умятой траве… Через него перепрыгивали… Свистели пули…

Женька проломил еловые лапы, рухнул, рядом падали финны. Трое… Левее тоже были живые. Хрипел на кого-то Торчок:

– Куда, курицын сын! Отож ползи, убьют…

…Ползли, Женька, финны… Еще один аэродромщик прибился, с рассеченной щекой. Столкнулись с Торчком – ефрейтор двоих сохранил: пухлый финн, похожий на учителя младших классов, кашлял и вытирал слезы, второй зажимал кровящий нос.

– Отож шустрый, – отдуваясь, пояснил ефрейтор. – Бечь собрался, еж лесной. А я, Евгений, думал, уж хана нам.

– Похоже было, – согласился Женька. – Наши-то?

– Майор был цел. И морской наш тож. Стороной фиников гнали…

Через несколько минут командование обнаружили. По стонам. Страдал не Попутный, а очкарик-связист – насквозь ему ладонь прошило. Еще под опекой майора было трое пленных – все, что уцелело на взлетной и не сбежало из блиндажной добычи.

– Что вы там хрустите? – сердито поинтересовался майор. – Уходим срочно. На пятки сядут, стряхивай потом.

– А Коваленко? – растерялся Женька.

– У него спецзадание. Он меня, понимаете ли, предупредил. Морская душа, кобелиная порода. Все, стройте личный состав и маршируем…

В кронах сосен еще пощелкивали редкие пули. Тарахтел пулемет…

00.58

Приемы транспортирования раненых Марина помнила дурно. Впрочем, мертвые – не раненые, им спокойнее. Лешкин маскхалат трещал, но выдерживал – новый, крепкий, что ему… Стоптанные каблуки сержантских сапог тянули две параллельные борозды по хвое. И рация мешала. Вот сундук проклятый.

Старшина замерла на корточках, прислушиваясь. Шорох вроде слышала? Нет, показалось. Хрип собственных легких оглушал. Там, за спиной, стрекотал пулемет, постукивали винтовки. Утихает. Ушел кто-то из наших? Едва ли, там, на взлетной, все и остались.

Шведова потерлась о плечо мокрой щекой и ухватила мертвого за ворот. Поехали, Лешка…

Бороздили хвою сапоги мертвого. Как от дрезины след. Марина протащила еще, оставила тело. Пошатываясь, побрела затирать следы. Вот же, мать их, и веткой неудобно, а подошвами еще хуже. Громко хрустнуло за кустами. Марина упала на колени, лапнула автомат…

– Ты спокойнее, – приглушенно сказали из сумрака. – Свои.

Старшина сидела, выставив автомат, опертый диском о колени – ствол от вдохов-выдохов гулял в поллеса. Коваленко посмотрел, подал руку, помогая встать:

– Давай ствол, натаскалась.

– Это Лешкин, – зачем-то объяснила Марина, отдавая автомат. – Мой пустой был.

– Мой тоже. Бросил. Эх, коллекционная трещалка была, – старший лейтенант вздохнул.

– Там-то что? – Старшина мотнула дергающимся подбородком в сторону аэродрома.

– Мы ушли. Финнов сколько-то прихватили. Догонять майора нужно.

Стояли над мертвым радистом.

– Наповал, значит, – пробормотал Коваленко. – И агрегат не защитил.

– Две в спину. Через сердце одна прошла.

Старлей из заграничного Калининграда кивнул. Видно, понимал, что раз через сердце, значит, повезло.

Комары садились на лицо Лехи Трофимова – не поняли еще, что мертвый. Щеки впалые, бинт грязноватый – и правда как живой. Марина думала о том, что на катере нужно было парню повязку поменять. Забыла. Еще забыла, что некоторые после смерти красивее становятся. И это правильно. Уходят люди. Вот некоторые считают, что это так, вроде самого конечного конца у человека: «Вздохнул и умер». Старшина санмедслужбы Шведова иначе думала. Уходят люди, и им там хорошо. Не рай, конечно. То, про рай сусальный – кудрявая-облачная сказочка, она попами выдумана. Для верующих и прочего слабого характером народа. Жизнь там. Как здесь, только лучше. Без войны и госпиталей. Иные трудности имеются, да нам их отсюда представить сложно. Ну и не надо. Попадем, встретят, все расскажут. Там наших полно. Вот и еще одним хорошим человеком там больше стало.

– Я возьму, – Коваленко нагнулся, примерился. – Рацию осилишь?

– Донесу.

Старший лейтенант поднял тело, уверенно устроил на широком плече:

– Двинулись. Только вернемся малость. За вами, как за танком, просека. Свернем у ручья, попутаем фиников.

Марина кивнула. Никакого ручья она не помнила…

Ручей был. Забыла просто. Все забыла, работала. Неужели когда-то иная работа будет?

Шли по ручью. Хлюпали по холодной воде, волосы тоже были мокрые, ко лбу липли – дождик идет. Наверное, давно уже моросит…

Тулоксинский плацдарм

В ночь на 24 июня погода резко ухудшилась. Переброска 3-й бригады на плацдарм столкнулась с серьезными трудностями. Старые, со слабыми машинами, транспорты с трудом шли по штормящей Ладоге. Авиация действовать не могла. Пользуясь этим, противник подтягивал к плацдарму резервы и артиллерию.

Глава четырнадцатая

24 июня

Олонецкое направление

Две роты 301-го полка 100-й дивизии форсировав реку Самбатукса и, пройдя болотами, вышли в тыл оборонительного узла. Атака поддержана мощным артиллерийским огнем, произведено несколько массированных авианалетов. К вечеру опорный пункт обороны в Самбатукса взят.