Мы одной крови — ты и я!

После истории с боксером я чувствовал себя так неуверенно, что в Зоопарк идти побоялся: чего доброго, еще и там кого-нибудь загипнотизирую. Я постоял минут десять у метро «Краснопресненская», делая вид, что кого-то ожидаю, но толчея была страшная; я побрел вверх по Баррикадной, добрался до скверика перед высотным зданием и уселся там. Я все старался обдумать, что к чему и почему, и как мне теперь вести себя с Барсом, и говорить ли об этой истории другим — например, маме, Ольге, Соколовым — или пока всячески скрывать? Но только ничего я не обдумал, мысли шли как-то разорванно, беспорядочно, я ни на чем не мог сосредоточиться и даже будто бы боялся сосредоточиваться, а все перескакивал с одного на другое. В конце концов я вышел на Садовое кольцо, вскочил в троллейбус и поехал к Ольге — решил маму повидать.

Мама только глянула на меня и сразу сообразила, что у меня непорядки какие-то. Начала спрашивать, но я перешел в наступление: мол, ты сама плохо выглядишь, замучили тебя тут. Она и вправду была замученная совсем, бледная, тихая, под глазами круги — значит, бессонница опять началась либо дорогие внучата спать не дают. Да что там, я полчаса каких-нибудь просидел, и уже голова разболелась: то один визжит, то другой орет, то оба вместе примутся. Вовке год, у него зубы режутся. Алешке, правда, шестой, но он из болезней не выходит, дохлый какой-то, неизвестно в кого. Утихомирила их мама на время, сели мы с ней поговорить, я ей заодно капель Зеленина накапал, она выпила. «Спасибо, — говорит, — Игорек, а то я сама как-то забываю».

И тут как тут является наша дорогая Олечка, могучий индивидуум, энергии вагон, голос командирский (тоже неизвестно, в кого она у нас такая: мама уверяет, что Ольга — вылитая тетя Саша, папина сестра, но я эту тетю Сашу помню довольно смутно). И сразу начинается: «Вовке пора кашку варить, как же это ты, мама, забыла, ах да, ведь тут Игорь, здравствуй, Игорь, — и потом у Алешки пилюли кончились, я же еще утром тебе говорила, и что бы такое перекусить наспех, а то в буфете у нас все равно дикая очередь, я решила домой лучше забежать, а тут Игорь, оказывается, пришел, вот хорошо, давно тебя не видела, как живешь, чего такой хмурый сидишь, и вроде даже осунулся, побледнел, с кем неприятности: с девушками или с бациллами?»

Все это на одном дыхании, на одной интонации, в хорошем темпе — ей некогда размазывать, она человек деловой, отдел свой ведет — дай бог всякому, очерки ее любая газета возьмет: они оперативные, четко нацеленные, в самую точку, и ничего лишнего, лирика и пейзажи точно взвешены и измерены — от сих до сих, чтобы материал полегче глотался.

Я об Ольге почему таким тоном говорю, потому что я ее и вправду как-то не понимаю и не одобряю. Не то чтобы я ее не любил, — нет, у нас семейные связи довольно крепкие, и случись с ней что серьезное, так я просто автоматически включусь помогать. Но только уж очень она какая-то громкая и самоуверенная. И еще… обтекаемая! Никогда ни в какое рискованное дело не сунется. И ведь не потихоньку уклонится, а в открытую пойдет всем доказывать, что дело нестоящее, что нечего компрометировать нашу уважаемую газету и тому подобное, и уж уговорит других, это она умеет, будьте уверены! Вот за это я от нее и сторонюсь.

Первое время ссорился я с ней не раз, а потом прекратил: уразумел, что от этих ссор ни малейшего толку нету, да и быть не может. А теперь вот, за этот год, опять начались у нас с ней конфликты, уже из-за мамы.

И в этот раз я, конечно, завелся с пол-оборота. Мама вскочила, на кухню кинулась — ну как же, ведь надо нашей дорогой Олечке что-нибудь вкусненького приготовить, — а я говорю:

— Вот она, наша семья завтрашнего дня: даже домработница и та с высшим образованием и с многолетним медицинским стажем.

Ольгу никакой иронией не пробьешь, она преспокойно отвечает:

— Ты еще мальчишка все же и не понимаешь. Маме это доставляет удовольствие — она любит детей и умеет за ними ухаживать.

Я ей сказал, что любить детей и уметь за ними ухаживать должна в основном мать, и если это такое удовольствие, то зачем же себе в нем отказывать получай его сама целиком и полностью.

— Ну да, я, по-твоему, работу должна бросить! — уже со злостью отвечает Ольга.

А я говорю, что почему бы и нет, — неужели она себя считает более ценным специалистом, чем маму, с ее тридцатилетним стажем.

— Так она же вышла на пенсию! Не понимаю, о чем ты говоришь? — шипит Ольга — это чтобы мама не слыхала.

— Правильно, на заслуженный отдых. В связи с тяжелой болезнью. А любящая дочь создала ей условия для отдыха!