Мы одной крови — ты и я!

Я о нем говорю так много потому, что этот стойкий, жизнерадостный гномик, будто нарочно оказавшись в закутке с рысями и пантерой, очень сильно повлиял на исход затеянного мной опыта. Если б он там не торчал, мне не пришлось бы еще и перед самым опытом трижды проводить внушение — я же понимал, что нельзя так нерасчетливо расходовать нервную энергию, а тем более после всех предыдущих опытов и сумасшедшей беготни по Зоопарку.

А я сначала разозлил Багиру, чтобы напугать и прогнать старичка; потом я ее успокоил. Теперь надо было удалять старичка: он все не уходил и явно стремился побеседовать, между тем было уже тридцать семь минут девятого, а без четверти девять, если не раньше, сторожа начнут сгонять посетителей к выходу. Я решил не церемониться и внушил старичку, что ему срочно требуется кое-куда пойти. Он вдруг перестал улыбаться, рванулся с места и так резво засеменил по аллейке, что вмиг исчез.

Мне даже некогда было объяснять Славке, что к чему и почему, а он молчал и молчал; прямо удивляюсь, как его на это хватало! Я подошел к Багире и, облокотившись на барьер, начал внушать. Багира встала, потянулась и подошла к решетке своим характерным крадущимся шагом. Морда у нее была удивительно умная, сосредоточенная и что-то она мне напоминала…»

Ох, да ведь это же она на Мурчика похожа! — сообразил вдруг я. — Оцелот на Барса, а она — на Мурчика». Это сходство меня еще больше приободрило и даже как-то расположило к пантере. «Наверное, она умница, — думал я. — И энергичная. С ней многого можно будет добиться. Конечно, потом, при дальнейших опытах. А сейчас? Ох, до чего мало времени! Что же делать?»

Для начала я заставил Багиру сказать «мама». Она сказала странным хрипловатым басом, но довольно отчетливо. Я слышал, как рядом со мной замычал от восторга Славка. Сам я не мог даже радоваться — времени не хватало, энергии не хватало. Я выучил Багиру произносить еще слово «мура». Она выговаривала его с великолепным мурлыкающим раскатом. Что же еще? «Багира, ложись на спину!» Легла. «Встань на задние лапы!» Встала. Стоит. До чего здорово! Это тебе не домашний кот, это крупный царственный зверь, черный принц! Ладно, пусть отдохнет. Теперь… теперь… ну что бы такое? Ах, вот что — рукопожатие! Багира протягивает лапу через решетку, я пожимаю.

До сих пор не пойму, как меня угораздило додуматься до такой штуки! Это, во-первых, было почти неисполнимо практически. При посторонней публике лезть за барьер не годится, кто-нибудь обязательно притащит служителя, — а посторонние, как показывал хотя бы наш тогдашний опыт, всегда могут возникнуть в самую неподходящую минуту и в самом несоответствующем месте. А во-вторых, это был дешевый неубедительный номер — ведь укротители в цирке и ложатся на тигров и львов, и в рот им голову кладут, — и что он стоил по сравнению с пантерой, которая говорит: «мама» и «мура»! С пантерой, которая без всякой предварительной дрессировки и без поощрения выполняет любые приказы! Так нет же — мне именно вот рукопожатие понадобилось, да еще немедленно, в дикой спешке, даже мысленные приказы не успеваешь толком обдумать и отработать, и сторож вот-вот появится, и некогда сообразить, а есть ли еще у тебя хоть какой-то резерв энергии, не сорвешься ли, номер-то опасный, — нет, нет, и думать некогда, и колебаться некогда, а впрочем, и не к чему, ничего теперь со мной не случится, волна несет меня на гребне, все будет отлично. «Не бойся, друг, пусть гибнут челны — ты счастье Цезаря везешь!»

Я перемахнул через барьер, — Славка испуганно ойкнул. Я стоял вплотную к решетке, смотрел в глаза пантере, и все шло хорошо, Багира сказала: «Мам-ма!» — и просунула меж прутьев свою атласистую лапу, и я пожал ее, с трудом удерживая в руке, — такая она была плотная, тяжелая, гладкая.

Я и сейчас отлично помню это радостное и тревожное ощущение! Тревожное не в том смысле, что я боялся, — нет, я чувствовал, что Багира мне послушна, — а так просто, от радостного возбуждения, от счастья возникла какая-то тревога, какое-то ощущение недолговечности этого счастья.

Все рухнуло в одну секунду. Я услыхал чей-то хриплый, отчаянный крик:

— О господи, царица небесная, о господи-и!

И я невольно повернулся на этот крик. Нет, дело не в том, что я повернулся почти спиной к пантере, продолжая держать ее лапу, а в том, что этот крик, полный ужаса, нарушил мое и без того шаткое душевное равновесие, и я на секунду, а может, на какие-то доли секунды оборвал контакт с Багирой. Ну, а ей хватило и долей секунды, чтобы восстановить естественный порядок вещей.