– Товарищ капитан! – взмолился я, глядя на него невинными глазами бравого солдата Швейка, – это не я писал, это боец из второго взвода Шарыпов. Он стоит за дверью. Проверьте его почерк – добавил я несколько заикаясь от волнения.
Шарыпов каллиграфически вывел продиктованную ему замысловатую фразу без единой ошибки и помарки. Моя должность писаря продолжалась три часа тридцать девять минут.
Товарищи, прослышав про эту историю, долго смеялись и говорили, что за такую взаимовыручку я обязан угощать Шарыпова, когда он только этого пожелает, Шарыпов был другого мнения, правда, у него были маленькие дети.
И вот он предо мною. На погонах у него лычки – штабная работа тоже ценится – он немного располнел и служит в штабе бригады. Но ничуть не зазнался, обнял меня, как родного брата. С его помощью через считанные минуты все нужные документы лежали у меня в кармане. У подъезда ждала лично мне предоставленная полуторка.
На одном из складов бригады, на проезде имени Героя лётчика Анатолия Серова – все мальчишки им восторгались – получил парашют и на том же грузовичке прибыл ещё на одну «точку».
Двухэтажный старинный особняк из красного кир¬пича с остроконечной крышей в готическом стиле, за высокой оградой и ветвями деревьев с Гоголевского бульвара почти не проглядывался. После длительного стука в дверь кулаком и ногой открылось в калитке окошко и часовой внимательно оглядел меня с головы до ног. Тщательно несколько раз прочитал сопроводительную. Наконец «сезам» открылся, и я проник во двор.
Никто чужой не мог и предположить, что в этом домике на втором этаже, на сдвинутых бильярдных столах с зелёным сукном, укладываются парашюты и собираются в путь «идущие впереди фронта».
Известный до войны мастер парашютного спорта внимательно наблюдает, как мы укладываем парашют. По инструкции укладка производится вдвоём, мы помогаем друг другу. Главное, правильно сложить стропы, а то парашют захлестнётся ими, и прощай молодость, впрочем, остальное тоже надо уложить абсолютно правильно.
Наблюдая нашу невольную тревогу и напряжённость, инструктор тоже начинает с нами разглаживать полотна парашюта и попутно, чуть усмехаясь, рассказывает:
– Однажды, ещё в мирное время прыгал у меня один новичок. Спустился на землю нормально, собрал в охапку парашют и подходит ко мне: «Товарищ инструктор, запишите мне два прыжка.» Удивляюсь, небывалый случай. Или наглец попался или после прыжка у него затмение вышло? Память отшибло. А он с печальным и задумчивым видом, вроде вашего, продолжает: «это был мой первый и … последний прыжок, больше не будет».
Посмеявшись, мы спокойней и живее закончили укладку. В напутствие инструктор сказал:
– Если кто-нибудь похвастается вам, что прыжок с парашютом не представляет никакой сложности, не верьте этому пустомеле. Прыжок подвергает человека испытанию на смелость, он должен победить в себе инстинктивный страх перед пустотой, проявить мужество и самообладание. Эти волевые качества особенно нужны военным десантникам. Вам предстоит встреча с врагом. Быть может даже при спуске: забросайте фрицев гранатами, прижмите автоматным огнём и подтянув стропы, уходите в сторону фланированием. Ну, желаю удачи вам, мягкой посадки, и главное берегите ноги при встрече с землёй.
В соседнем помещении, возле обычных медицинских весов, каких полно на пляжах и в парках, суетился пожилой капитан в синем кителе. Он сам лично взвешивал каждого десантника в полном снаряжении и ставил отметку «добро» на вылет. К сожалению, никто не знал заранее, что он так дотошно проверяет вес.
– Откуда только выискивают таких битюгов? – ворчал он беззлобно, – не в десант, а на флот таких отправлять надо.
Когда общий вес превышал допустимую нагрузку на парашют, а это случалась довольно часто, на стол сыпались изъятые из ранца патроны, гранаты и прочее. Продукты, как правило, оставались нетронутыми: весили они относительно боеприпасов незначительно. Пререкания «ограбленных» разбивались о каменную стену неприступности капитана.
Наступил мой черёд: носик рейки резко подпрыгнул вверх. Две моих любимые двухкилограммовые противотанковые гранаты сразу оказались на большом столе среди других «трофеев» неумолимого цербера. Он наметанным глазом скользнул на мой ремень явно нацеливаясь на пистолет. В этот момент вернулся кто-то из парней и начал качать права, что он якобы съел лишний котелок каши, а к вылету станет полегче.
Капитан вспыхнул, как бутылка с самовозгорающейся жидкостью, и ополчился на искателя правды. Мельком через плечо он взглянул на меня и буркнул:
го
– А вы что пришвартовались? Отчаливайте! – и машинально поставил закорючку «добро» на моей бумажке. У пожилого капитана под кителем наверняка маячила тельняшка.