Мы отстаивали Севастополь

Во дворе зенитного училища, где до сих пор располагаются наши тыловые части, появились незнакомые офицеры. Это — представители квартирно-эксплуатационной службы Харьковского военного округа. Мы с Ехлаковым [156] смотрим на них большими глазами. Чудеса да я только, округа давным-давно нет, территория его захвачена немцами, а квартирно-эксплуатационная служба здравствует!

Представители заявились «во всеоружии». В руках у них толстые инвентарные книги, папки с чертежами. Они ходят по двору, по казармам, что-то отмечают в своих фолиантах, качают головами и бросают на нас укоризненные взгляды. В конце концов приносят мне на подпись акт на десятках страниц. Перечислено все недостающее имущество — указан каждый шкаф, стол, стул. Отмечено, что по моей нераспорядительности здания оказались в недопустимом состоянии: кое-где разрушены стены, лестничные клетки, уничтожены некоторые пристройки. И еще — о ужас! — многие бетонные детали вывезены на оборонительные сооружения.

Одним словом, мне предъявляется иск на полтора миллиона рублей.

Никакие доводы на строгих инспекторов не действуют. Подай им училищный городок в прежнем виде, да и только! Они ведут нас во двор и с видом следователей представляют вещественные доказательства нашей бесхозяйственности: двор, изрытый воронками, груды щебня. В это время над нашими головами проносится снаряд. Он рвется где-то на улице, гости наши бледнеют.

— Пойдемте в укрытие, — говорит им Ехлаков, — а то как бы нам не предъявили иск не только за разрушенные стены, но и за ваши головы.

Все-таки дело на меня было передано в прокуратуру. Правда, в ход оно не пошло. Генерал Моргунов, прослышав о пресловутом иске, вызвал к себе не в меру ретивых инспекторов и без обычной вежливости посоветовал им убраться из Севастополя. Больше мы их не видели.

Весельчак Ехлаков не преминул приписать мне и другую вину. Пришел как-то и спрашивает:

— Ты что же, командир, семейственность в бригаде разводишь?

— Какую семейственность?

— А кто такой Тимофей Павлович Кравченко?

— Вон ты про что! [157]

Т. П. Кравченко — брат моей жены. Ему 54 года, до последнего времени он работал бухгалтером на Севастопольском железнодорожном узле. Сейчас его должность там оказалась лишней, и старик пришел к нам в бригаду. Он никогда не служил в армии, не знаком ни с каким оружием, но рвется воевать. Взяли мы его, назначили в финансовую часть бригады старшим писарем. Служит бывший бухгалтер старательно.

— Ничего не поделаешь, — развожу я руками. — Семейственность налицо. У меня ведь и еще родственник служит здесь — сын Тимофея Павловича, Олег Кравченко, военврач 3 ранга.

Ехлаков смеется:

— Ничего, за такую семейственность в парткомиссию тебя не вызовут. Такое, видно, время настало, что семьями пошли воевать.

Мы теперь чаще встречаемся с нашими соседями по фронту. Как-то мне позвонил по телефону полковник Павел Филиппович Горпищенко, чья бригада занимала оборону левее нас.

— Евгений Иванович, — слышу его певучий бас, — как поживаешь?

— Слева ты прикрываешь, — отвечаю я, — а справа Таран. Так между двумя друзьями и благоденствую.

К тому времени Таран уже не был моим заместителем. Его назначили командиром полка, присвоили звание подполковника. Он стал нашим соседом справа.

— Хочу к тебе сейчас подъехать, — говорит Горпищенко. — У себя будешь?

— Приезжай.

Через двадцать минут связной Федоров доложил мне, что в балке показались всадники. Выхожу из землянки. По заснеженной дороге приближаются двое верховых на маленьких худеньких лошаденках. Один высокий, с черной бородой. Длинные ноги его чуть не волочатся по снегу. Другой — низкорослый и полный.

— Настоящие Дон-Кихот и Санчо Панса, — определяет Федоров.

Поравнявшись с нами, полковник Горпищенко и его ординарец спешились.

— Даю тебе любого коня, — торжественно провозглашает Горпищенко. — Гляди, какой рысак! Вихрь! [158]

— А что я с этим одром буду делать? — осторожно спрашиваю я, чувствуя, что все это мой сосед задумал неспроста.

— Товарищ командир, возьмите, — взмолился Федоров. — Я его выкормлю.

— Ты будешь на нем гарцевать и, как старый конник, сможешь рубить фрицев шашкой. Но мне, — Горпищенко ухмыльнулся в бороду, — взамен этого чистокровного рысака дай двадцать автомашин.

— Уж больно дорого обойдется нам эта сомнительная лошадиная сила, — смеюсь я. — Неужели тебе, Павел Филиппович, в самом деле требуется двадцать грузовиков?

— Ну, двадцать не двадцать, а десяток уступи.

Прикидываю в уме. Машин у нас много, сейчас дела им все равно нет. А у Горпищенко с техникой туго.

— Ладно, поможем. Федоров, забирай коня.

Обрадованный Саша кидается к лошади, чуть не целует ее.

С соседями мы живем дружно. Выручаем друг друга чем можем.