Мы под запретом

— Тогда я помчала. — Подруга споласкивает чашку и убирает ее на сушилку. — Может, вечером, все же выберешься из берлоги и мы сходим куда-нибудь? — предлагает она с надеждой в голосе и взгляде.

— Может… — неуверенно пожимаю плечами, ероша пятерней свои и без того смахивающие на воронье гнездо, волосы.

Не могу дать ей четкий ответ. Мой разум блуждает в прострации, и все ранее предпринятые подругой попытки вернуть меня к нормальной жизни заканчивались крахом. Я лишь глубже заползаю в свою норку и тону в слезах жалости к себе и своему разбитому вдребезги сердцу.

— Не кисни, солнц. — Лёля обнимает меня сзади, кладя подбородок на плечо. — Все будет хорошо.

— Угу, — мычу я в ответ, вновь расстроено всхлипывая, хотя и слез уже нет, но горечь комком встает в горле, мешая дышать, говорить, даже мыслить нормально.

— Может, мне не ехать, а? — словно чувствуя, что я опять уплываю в болото тоски, меняет она свое решение. Давай устроим себе релакс: шопинг, салон красоты, а вечером — в клуб?

Лёля с энтузиазмом строит планы на день, а мне не хочется даже шевелиться. Но, бросив беглый взгляд на свое унылое отражение в металлической дверце холодильника, понимаю, что дальше может быть только хуже. А жизнь, пусть даже в черно-белых тонах, все-таки продолжается, и мне надо хотя бы как-то приспосабливаться к существованию в новой действительности, в реальности без НЕГО.

Я старательно пытаюсь изничтожить все воспоминания о нем, но они, как чернильное пятно, въелись в кожу, и никакими средствами их невозможно удалить. Он больше не звонит, а я боюсь написать ему даже простое сообщение. Я вообще боюсь подходить к телефону, он лежит где-то на дне моего рюкзака, спрятанного в шкафу в прихожей, словно та самая игла Кощея.

За все это время, что прошло с момента маминого разрушительного откровения, я лишь несколько раз беру аппарат в руки, и то только потому, что звонки приходят от мамы. Общаемся, скупые фразы приветствия и прощания, а между ними наш отстраненный разговор сводится к праздным вопросам и односложным ответам. Мы никоим образом не касаемся тревожащей нас обеих темы, но она висит дамокловым мечом над нашими отношениями.

— А давай, — ныряю в омут психотерапии от лучшей подруги.

Быстро принимаю душ, навожу порядок на голове, раз в самой голове это пока не получается. Удобные джинсы, тонкий свитер, пальто и объемный шарф-палантин, комфортные кроссовки-сникерсы — собственно, все то, в чем я ушла из той счастливой жизни во мрак руин. Домой мне не хочется, а Лёля меня не прогоняет.

«Да, вещевая терапия мне точно не помешает», — решаю я, окинув себя критическим взглядом, и мы с Лёлей отправляемся штурмовать Торговый центр, в котором время теряется, как корабли в Бермудском треугольнике. Выныриваем из пучины целебного омута, когда обе чувствуем дикий голод, и, не сговариваясь, идем в ближайшее кафе любимой ресторанной сети.

— Ну что, в салон пойдем или на этом остановимся? — интересуется Лёля, кивая на гору пакетов из различных бутиков.

— Нет, — отрицательно качаю головой, отправляя в рот очередной сочный ролл с лососем и мягким сыром, — развлекаемся по полной, — жуя, решаю продолжить наш загул. — А вечером — в клуб, как ты и хотела. Или ты устала? — спохватываюсь я, вспоминая, что подруга в положении.

— Да нет, нормально все! — отмахивается она. — Мне даже на пользу, а то, что-то я зарылась последнее время в учебу и философские мысли на тему прозы жизни, — слегка расстроенно вздыхает она, и теперь настала моя очередь быть жилеткой для ее невысказанных переживаний.

— Прости, дорогая, я такая сволочная подруга! — искренне извиняюсь я, коря себя за эгоизм.

— Кир, — обрывает мое самоедство Лёля, накрывая своей тонкой ладонью мою ладонь, — я уже свыклась с мыслью, что буду мамой-одиночкой. Это моя вина, мой необдуманный поступок, и как результат — взвешенный выбор в пользу родов. И я не жалею. Честно-честно. — Ее лицо озаряет такая теплая улыбка, что я ей даже завидую.

Мы с аппетитом доедаем все, что заказали, выпиваем фруктовый чай и, сытые и довольные, покидаем общепит, держа путь прямиком в салон красоты маминой лучшей подруги.

Если Кристину и удивляет мой визит, то виду она не подает, как и не задает ни единого вопроса о маме. Лишь уточняет, какие процедуры мы выбираем из прейскуранта.

— А давай мне ультрамодную стрижку, — решаюсь я на кардинальные перемены во внешнем облике, — и еще цвет волос поменяем.

— Точно? — скептически уточняет Кристина.

— Да! — уверенно подтверждаю и отдаюсь в умелые руки мастеров ее салона.

Млею от легкого массажа головы, сидя в удобном кресле парикмахера, и любуюсь результатами творения профессионала в своем дела. Из зеркала на меня взирает немного удивленная и искренне восхищённая платиновая блондинка со стрижкой каре и асимметричной челкой.

— Красотка! — все, что я могу сказать, оценив свой новый образ.