Мы поднимались в атаку

Леша служил на Дальнем Востоке, с братом и не попрощался. Приехал, пошел на кладбище и только тут поверил: нет Коли…

Разучились родители улыбаться. Утрами в молчании собирались, пили привычный чай, шли на завод: отец - в цех, мать - в медпункт. Что они чувствовали, что пережили - об этом писать не могу, я чужой человек, не знавший Колю, да и не надо. Отмучился невезучий искатель счастья.

Аня и Толя были ровесниками. Когда загрохотала война, им было по 16 лет. Аня выросла в трудной семье. Гитлеровцы до ее мест не дошли, благополучно окончила фельдшерско-акушерскую школу и начала, как говорят и пишут, свою трудовую деятельность. Она была из нашего, военного поколения. Жизнь простая и непростая, надежды на будущее и война, хлебные карточки и похоронки на отцов и сверстников. Наивный и мудрый мир; доверчивые письма и бескомпромиссные взгляды. Полуголодное военное существование, тревожные ожидания почтальонов, конверты-треугольнички: «Покуда жив и здоров, чего и вам от всей души желаю. Шлю фронтовой привет и свою веру в победу над злейшим врагом нашего народа и всего прогрессивного человечества». «Дарю эту карточку на память другу: если любишь - береги, а не любишь - то порви. На память Толюше С. от Аннушки Трубиной».

Толя С.- Анатолий Сережкин - перед армией работал на заводе. Был слесарем, на эту же должность вернулся, отвоевав. Любил работу самоотречение Алексею передал привязанность к родному заводу, постоянную радость от сознания своей нужности производству, людям. Был он добрый, обстоятельный человек. О войне вспоминал неохотно, воспринимал с самой тяжелой стороны: бомбежки, обстрелы. Эшелоны со снарядами (служил в части, снабжающей фронт боеприпасами) на путях не скроешь от «юнкерсов». Случилось: неслись к фронту. Завыли проклятые пикировщики, будто из слепящего солнца вывалились. К счастью или несчастью для Анатолия (на войне не поймешь), машинист остановил эшелон; бойцы побежали прочь от вагонов, груженных снарядами.

Контузило. Кое-как, с ограничением, довоевал-таки: как же победа без него?

Леша в отца: всюду хочет поспеть, без него главные события не произойдут.

Когда потянулись с войны эшелоны, дал Анатолий телеграмму Ане. Ответила, что ждет такого, какой есть: раненого, контуженого…

Свалил старого солдата инфаркт в пятьдесят лет. Отправили врачи на инвалидность, но не мог или не хотел он менять специальность, хотя запретили стоять у станка. Вернул в райсобес пенсионную книжку, остался в цеху, где его знали 35 лет. И вот нет отца. А Галя уехала и вестей о себе не подает.

Мать говорит об Алеше:

- Он радует меня. Иные его ровесники с бутылками сразу после работы, а Алеша не пьет, даже не курит.- Помолчала.- А в бригаде любого защитит,- поможет, если неполадки с деталями или в чем другом…- Добавила с огорчением: - Только вот мало и нечасто видимся: поздними вечерами да ранним утром. Редко вечер у него свободен. Танцевать не научился. Но ничего - и слонов учат танцевать, а сын полегче, похудее…- Это с юмором.

Преображается ли человек, приобретя в нашей действительности такую «личную собственность», как легковой автомобиль? Для меня это вопрос. Вроде бы ответить просто: один - да, преображается, другой - нет, это оч-чень индивидуально. А проверка «собственностью» - непроста. Знаю неплохих людей, которые, «обретя» лимузин, вылизывают его, сдувают с него пылинки и страдают, когда получается царапина на кузове. А иной готов даже зашибить ребенка, который провел совочком для песка по лаковой поверхности машины. Эти научаются проезжать мимо тех, кто «голосует» на дороге («Пусть дожидаются такси, а я им ке извозчик…»). Классический пример душевного «ракообразования»: «собственник» отказался взять в салон раненного лихачом, пешехода; боялся, что кровь на чехлах «не отмоется». По-моему, таких надо лишать их автомобиля на тех же основаниях, на каких отбирают машины у спекулирующих субъектов!

У Алексея «жигуленок». Утверждаю: заимев дорогостоящую собственность, остался он душевно чутким, не залез в раковину «единоличника» - ездит с друзьями в путешествия, катает маму и племянника-сына Славку.

…Снимок: некрупный от рождения, худенький в призывные 18 солдатских лет, стоит Леша перед боевым армейским грузовиком и кажется беспомощным рядом с ним. А Леша водил эту машину, умел ее укрощать; за два года службы ни единой аварии, ни даже малого ЧП. Другой снимок. Алеша у «жигуленка»: костюмчик - об острую складку на брюках порежешься; модные ботинки на высоком каблуке; моднейшая белая рубашка в «пчелках». Стоит фертом, опершись о нарядную, обихоженную машину.

Что - другой человек? Вопрос меня интересовал чрезвычайно. В 22 года не всякий становится автомобилевладельцем. Не папина машина, в основном сам ее заработал, хоть немного и мама помогла. Сбылась мечта, а что за ней, что кроме нее? Как я был рад, что оказалось все так, как надо: не Алеша для машины, она для него. Не раб, как иные, «личной собственности» - повелитель своей «движимости».