Мы поем глухим

— Так я всегда могу спросить у нее, сколько именно она тебе заплатила. И другие тоже. Я думаю, ты отлично знаешь методы дознания, поскольку сам когда-то работал в префектуре. Тебе, голубчик, грозит тюрьма. Из которой ты не выйдешь до самой своей смерти.

— Сжальтесь, господин барон!

— А если добавить ко всему этому еще и убийство… Да, с камеристкой графини ты разделался чисто, но вот посыльный…

— Я не хотел…

— Да полно врать-то. Месье Соболинский упоминал о каком-то наемном убийце, которого я якобы к нему подослал. За тобой столько грехов, что хватит на две гильотины. Ты умрешь позорной смертью или согласишься на сделку со мной, — жестко сказал барон.

— Хорошо, я поеду, — упавшим голосом сказал папаша Базиль. — Хотя, быть может, я там умру…

— А если не поедешь, ты умрешь здесь, и гораздо быстрее. В случае твоего отказа я завтра же передам тебя в руки полиции. Из этого дома ты выйдешь либо в сопровождении моего человека, который посадит тебя в почтовый дилижанс, либо в сопровождении жандармов. Ты не просто поедешь, а будешь стараться так, как будто от этого зависит твоя жизнь. Да так оно и есть. Разузнай все. Деньги на расходы получишь у моего секретаря.

— А мое вознаграждение? — жалобно воскликнул папаша Базиль.

— Ты уже достаточно поживился за мой счет, — холодно сказал барон. — Впрочем, справишься — внакладе не останешься. Я о тебе позабочусь. Соберешь все сведения, какие только возможны. О ней и о нем. Ты понял, о ком я говорю. Я хочу их разлучить.

— Но Тереза, сударь…

— Отправится в твое поместье. За ней присмотрят. Ты будешь регулярно отправлять мне отчет. Если в течение месяца я его не получаю, твоя дочь отправляется прямиком в тюрьму, как соучастница тяжкого преступления. Речь идет о двух убийствах и краже. Не сомневаюсь, что ее казнят.

— Как же вы, сударь, жестоки!

— Я просто деловой человек, — барон встал, давая понять, что аудиенция окончена.

Папаша Базиль тоже поднялся. Лицо у него было унылое.

— До отъезда ты поживешь в моем доме. Долго ждать не придется, — усмехнулся барон. — И поторопись. Я жду в Париже мадам Соболинскую еще до того, как закончится сезон.

Месье Дидон уныло кивнул.

— Приготовьте комнату этому господину, — велел барон Редлих своему камердинеру. — Из дома ему выходить запрещено. Что касается меня — велите подать мой экипаж.

Эрвин Редлих был человеком дела. Он не видел разницы между понедельником и субботой, если обстоятельства того требовали. Поскольку отец торопился его обучить, на счету был каждый день, независимо от того, выходной он или будний.

Вот и сейчас, хоть и было воскресенье, барон предельно собрался и принялся энергично действовать. Разобравшись с месье Дидоном, барон отправился прямиком на улицу Тетбу, чтобы поставить точку в отношениях с мадемуазель Бокаж, которые, по сути, и так уже прекратились. Но надобно было сделать это официально.

Дельфина находилась в том состоянии, которое называется паникой. Мадемуазель Бокаж металась по огромному дому, словно канарейка в клетке, пугая слуг и напряженно прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы. Вот уже три часа она ждала у себя барона Редлиха, а барон все не ехал.

Дельфина не могла понять: хорошо или плохо, что они с бароном встретились в доме на улице Сен-Лазар? С одной стороны, барон узнал правду, так что вышло хорошо. Можно порвать с ним и открыто жить с мужчиной, которого Дельфина обожала. С другой стороны — на что жить? Ведь Серж — игрок. Если ему не давать денег, он найдет, где их взять. И скорее всего обратится к женщинам, которые, в отличие от мужчин, никогда ему не отказывают. Дельфина рассчитывала на щедрость барона, который не раз говорил, что в случае разрыва хорошо ее обеспечит. Потому Дельфина и не заботилась о своем будущем. У нее был ангажемент в театре, и у нее имелось обещание барона Редлиха. Прекрасные активы!

Но она все равно нервничала, поскольку последний месяц все шло не так. Эрвин впервые на нее накричал, когда они столкнулись в квартире у русского. Дельфина еще никогда не видела барона таким. Она ждала немедленного объяснения, а барон все не ехал. Это-то ее и пугало.

«Неужели простил? — гадала Дельфина. — Ему ведь все равно, что я чувствую. Я ему нужна как хозяйка дома, где он открыто принимает весь Париж. Зачем все менять? Но разве Эрвин допустит, чтобы весь Париж говорил о том, что его любовница ему изменяет? Никогда и ни за что! Живем мы с ним при этом или не живем, значения не имеет».

Вот о чем думала мадемуазель Бокаж в то время, как к особняку на улице Тетбу подъехала карета барона Редлиха. Дельфина метнулась к окну, потом к зеркалу, потом кинулась в спальню, подумав: «Не сказать ли о том, что я больна? Быть может, Эрвин меня пожалеет?»

— Я знаю, что мадемуазель здорова, — сказал барон горничной Дельфины, входя в гостиную. — Я ее сегодня видел. Скажите ей, что я жду в гостиной.

Он уселся на кушетку и стал смотреть в окно. Когда Дельфина вошла, барон даже не встал. Он перевел ледяной взгляд на свою бывшую любовницу и презрительно сказал: