Мы-Погодаевские

Костенков Мишка, комиссар пригодный.
В походы нас, подростков не гонял,
Но он Бориса подвиг благородный
«Политикой высокой» дополнял.
Тонул в реке он после ледохода,
Поэтому схватил туберкулез
Прожил на свете чуть побольше года,
И было жалко нам его до слез.
Он в деревенском клубе вечерами
Зимою длинной «лекции читал»
Все о вожде и об «Отчизне-маме»,
И в голосе его звучал металл.
Ходили с ним в кино смотреть Чапая,
Про Чкалова любили говорить.
В газетах про папанинцев читая,
Мечтали сами подвиги творить.
Мы патриотами росли сверхбоевыми,
(Теперь таких, пожалуй, не сыскать!)
И чье-то, всех волнующее имя
Для нас звучало, словно благодать.
Любили мы на лыжах прокатиться
Сугора деревенского к реке,
И на коньках по льду летать, как птицы,
Гоняя клюшкой шайбу на катке.
Костенков Мишка был доволен очень,
Еще бы! Будут ловкими бойцы!
Выносливыми также, между прочим,
Пусть подрастут немного огольцы
Все чаще доходили до колхоза
Тревожные известия о том,
Что нависает над страной угроза,
Печально проникая в каждый дом.
Но вот и снова наступало лето,
Взошли посевы, вспаханы пары…
Война бродила по Европе где-то,
Нас обходя сторонкой до поры.
Пора настала, и двадцать второго
Июня к нас фашисты ворвались,
И мужики из-под родного крова
В ряды красноармейские влились.
А мы, подростки, не предполагали,
Как это бедствие – война!
И сводки с фронта про победы лгали,
Но таяла и таяла страна.
И как же удивились мы однажды,
Когда к Москве фашисты подошли,
И как из нас был растревожен каждый,
Хотя мы жили от войны в дали.
И первые листочки-похоронки
В деревню почтальонша принесла…
Мы осознали, что нельзя в сторонке
Стоять: даешь колхозные дела!

ЯКОВ И ЯКОБ