Худший вариант
: сброс устаревшего капитала и свертывание неэффективного производства на долгие годы существенно опережают тенденцию к развертыванию нового производства, ориентированного на рынок, и прирост нового капитала. Более того, значительная часть ресурсов не переливается от неэффективных производств к эффективным, а попросту теряется. Лишь через много лет падение замедляется и сжатие наконец сменяется расширением (России на это понадобилось 7 лет). ОднакоАвторы «Постколониальной матрицы» с неподражаемой наивностью искренних циников спешат уверить нас, что «просто старая обрабатывающая промышленность и старый сектор услуг умирали быстрее, чем росли новые. И эта разница в темпах была совершенно естественной» [12] . При этом они напрочь забывают о том, чем взахлеб восторгаются несколькими абзацами выше: «Радикализм данной в начале 90-х экономической свободы вывел на рынок капитала и труда тысячи суперквалифицированных людей. Такого не было ни в одной стране мира. Российский же рынок в самом его основании создавали люди с блестящим физическим, математическим и прочим естественнонаучным образованием. И это обстоятельство сразу же заложило основы будущей живучести и конкурентоспособности их компаний» [13] .
И как же мы с таким суперпрекрасным, невиданным в мире предпринимательским корпусом ухитрились уронить свое производство вдвое, а инвестиции – вчетверо?
Сравнение с КНР показывает, что дело далеко не только в большом объеме перенакопленного устаревшего капитала.
Зачем следить за строгим лицензированием банковской деятельности? И вот вовсю разворачиваются мошеннические фирмы, такие как «МММ», «Хопер-инвест», «Чара банк», «Тибет» и прочие, специализирующиеся на отъеме сбережений у граждан. В результате граждане до сих пор опасаются нести свои сбережения в банки, предпочитая держать немалую часть «в чулке», что снижает объем доступных инвестиционных ресурсов.
Зачем контролировать неучастие государственных чиновников в бизнесе? И вот коррупция проедает насквозь всю социально-экономическую систему России. Сами чиновники или, во всяком случае, их родные и близкие рассаживаются на хлебные места в частном бизнесе, а понятие «откат» прочно заняло место главного регулятора взаимоотношений государственных чиновников и предпринимателей. Вплоть до появления людей, подобных «Мише два процента», на высших государственных постах.
Зачем обеспечивать неукоснительное соблюдение контрактного права? И вот его регулированием занялись не суды, а братки с автоматами Калашникова. Они же стали собирать налоги, утаенные от казны или милостиво недособранные налоговыми чиновниками.
Ну, как проходила российская приватизация – это вообще отдельная поэма. И даже сейчас «банкротство» в России означает не институт, регулирующий ликвидацию и реструктуризацию хронически убыточных компаний, а инструмент легализованного отъема чужой собственности.
Именно подобным образом были заложены основы новой институциональной структуры, которая блестяще обеспечила долголетнее омертвление значительной части ресурсов страны и варварское расхищение другой их части. Природные ресурсы – на истощение! Основной капитал, доставшийся от СССР, – на истощение! Человеческие ресурсы – на истощение! Таков был (и во многом остается) общий принцип работы российского бизнеса.
Здесь так и хочется воскликнуть: «Аплодисменты в студию!» Аналитики «Эксперта» аплодируют тем, кто провел реформы в России по наихудшему варианту из всех возможных. Но чем же они заслужили такие аплодисменты?
А давайте спросим себя, кто такие эти «мы», которые, как упоминалось выше, потеряли в ходе реформ, ну, пусть не 50, пусть 40 % ВВП?