Критика этой методологии и мировоззрения может и должна носить как теоретический, так и практический (речь, естественно, идет не о физическом давлении на идеологических противников – это из практики таких «социалистов» как Сталины, и таких «либералов» как Пиночеты) характер. Первое предполагает анализ процессов генезиса, развития и самоотрицания (пока что главным образом внутри буржуазной системы) рыночной цивилизации, буржуазного способа производства. Историко-теоретический взгляд на этот социальный организм уже сам по себе ставит перед добросовестным исследователем вопрос о возникновении, а значит, и возможном прехождении, отмирании рынка и капитала. Другое дело, что ученым социалистической ориентации крайне важно продолжить начатый Р. Гильфердингом, В. Лениным, Р. Люксембург, А. Грамши, советскими и западными марксистами (Э. Манд ел ом и др.) анализ самоотрицания («подрыва») основ товарного производства. Не менее важен этот анализ и в области социокультурных процессов, где так же идет «подрыв» буржуазного духовного производства и прогресс культуры (но при господстве «массовой культуры»).
Если такой анализ станет действительно развернутым, то он сможет доказать, а не только показать, что рынок, буржуазное общество и шире – мир, основанный на господстве отчуждения, развиваются ныне по нисходящей траектории. Такое целостное доказательство – дело будущего, но уже сегодня мы можем показать, что в экономической области в XX веке налицо нелинейный, но устойчивый прогресс таких механизмов, как сознательное регулирование и нормативное ограничение рынка со стороны государства, общественных организаций (профсоюзы, «зеленые» и др.) и крупнейших транснациональных корпораций; что трудовые отношения все более базируются на развитии коллективистских начал (автономные бригады и т. п.), участии в управлении, гуманизации межличностных отношений; что среди стимулов к труду в развитых странах свободное время, условия труда, отношения в коллективе становятся равнозначны денежным мотивам… [30]
Нельзя сказать, что неолибералы не знают об этих феноменах. Если проблема генезиса рынка и его будущего ими вообще игнорируется, то феномены сознательного регулирования признаются, но только как встроенный компонент рыночно-буржуазного мироздания, служащий его упрочению. Дескать, сегодня нерегулируемого рынка не бывает, так же как не может быть нерыночного мироустройства. И точка. Этот подход своей внеисторичностью и ограниченностью весьма напоминает взгляд апологетов феодального, аристократического мира, для которых (в России так вплоть до XIX века) было самоочевидным правовое неравенство дворянина и холопа, мужчины и женщины, естественным – рабство (на юге США – вплоть до середины XIX века), а деньги и капитал были всего лишь встроенным в феодальный организм средством для его дальнейшего процветания.
Преодолеть этот внеисторизм и ограниченность неолиберализма можно лишь путем соединения новой теории с практикой сознательного изменения буржуазной системы и мира отчуждения в целом. Человек, погруженный каждодневно, практически лишь в одну проблему – добыть деньги и потратить их с наибольшей утилитарной выгодой, – не может и не будет мыслить исторически. Напротив, человек, включенный в сознательное преобразование мира отчуждения (от самых простых форм – борьбы за свои права на участие в собственности, контроле, до наиболее сложных отношений – революционного, качественного преобразования существующей действительности), практически не сможет не прийти к выводу об исторической ограниченноти буржуазной формации. Отсюда апелляция неолиберала к мещанину (и его внеисторически-пассивному здравому смыслу – мышлению приспособленца), социалиста-диалектика – к человеку, стремящемуся к социальным преобразованиям, самостоятельной личности, заинтересованной в том, чтобы совместно со своими товарищами добровольно объединиться для преодоления отчуждения: от организации дворового кружка или решения экологической проблемы до борьбы против власти номенклатуры или корпоративного капитала в масштабах такой страны, как Россия, или на международной арене.