«Мы пол-Европы по-пластунски пропахали...»

Устименко В. П.: Меня он практически не подводил. Пулемет хороший. А насчет недостатков? Как к оружию относишься, так оно тебе и служит. Может, и затерто звучит, но сказано верно. Как бы мы ни уставали, а после боя обязательно чистишь пулемет. Ведь порой по 700–800 выстрелов в бою делали. Нагар, копоть. Хочешь, чтобы автоматика работала, — чисть, смазывай. На расстоянии метров пятьсот прицельность у «Дегтярева» отличная. Бронебойными пулями мы однажды немецкий броневик подожгли. Во взводе было три ручных пулемета Дегтярева. Когда все три огонь открывали, любую немецкую цепь заставляли ложиться.

Автор: Вы не раз упоминали о прибалтийских болотах. Как укрывались в тех местах от обстрелов, где ночевали?

Устименко В. П.: Старались выбирать места повыше и посуше, но часто это не удавалось. Окоп не выроешь, уже на глубине полметра выступала вода, а бывало, раз копнешь и уже в воде. Шли на всякие хитрости. Искали места, где больше торфяных кочек. Укрытие, конечно, слабенькое, пуля эти кочки насквозь пробивает. Приходилось быть все время настороже, лишний раз не шевельнешься. Утешало, что и фрицы в таком же положении находились. Укрывались за сваленными деревьями. Пусть толщиной сантиметров двадцать, но все же какая-то защита. Ходили все время мокрые, хорошо, хоть лето было. Сушим то обмотки, то брюки. Когда начинался обстрел, плюхались, не глядя, в воду, порой полдня в воде сидели. Болели, конечно, хотя я не помню, чтобы из-за этого в санбат ложились. Лечились, как могли, а лучше всего, когда на сухое место выползешь. Вообще, противные это штуки — болота. Ночью туман, сыро, трясешься от холода. Но терпели, куда денешься!

Автор: Каков был настрой у бойцов? Ведь гибли многие, да и не всегда газетный «ура-патриотизм» соответствует истине.

Устименко В. П.: Люди по своей натуре разные. Мой второй номер в пулеметном расчете, мужик в возрасте, боялся передовой, вперед никогда не лез. Больше всего на свете он хотел выжить ради своей семьи. Но так или иначе, воинский долг выполнял. Лейтенант, который мне запрещал стрелять во врагов и мечтал отсидеться в тишине, — это совсем плохо. Трусливый, нерешительный командир — что может быть хуже. Такие случаи были исключением. У большинства бойцов и командиров настрой был боевой, решительный. Это я скажу точно. За примерами ходить далеко не надо: взводный Кострома, помкомвзвода Шахтер, мой помощник Леха и другие ребята. Я не помню случаев, чтобы кто-то уклонялся от задания. Действовали инициативно. А в условиях лесной Прибалтики, Карельского перешейка, Моонзундских островов это значило много. Там не батальонами или полками воевали, а взводами, отделениями. Такая специфика. От личной инициативы многое зависело. Взрывали доты и вышибали немцев из укреплений мелкими группами. Каждый на виду. Героем себя не считаю, но обязанности свои выполнял как положено. Вступил в комсомол, командовал одно время отделением, новичков обучал. И не забудь, что шел сорок четвертый год. Редкая семья не потеряла брата или отца. Люди хотели мстить (сразу вспоминаю ленинградцев), приблизить конец войны. Атаки были активные, беспощадные. В бою в плен немцев редко брали. Вот такой был настрой в сорок четвертом году.

Автор: Как насчет смертных медальонов? Правда, что многие бойцы из суеверия не заполняли данные о себе и оставляли медальоны пустыми?

Устименко В. П.: Это тоже от характера зависело. Кто-то действительно считал, что бумажка в медальоне смерть накличет. Но пойми одну вещь. В армии все по приказу делаешь. Раздали бумагу, химические карандаши, и всем взводом сидим, пишем. Приказ, никуда не денешься. Многие, кто постарше, понимали, что вероятность погибнуть в бою высокая. Для семьи лучше, если на тебя похоронку пришлют, чем будешь числиться без вести пропавшим. Пенсия, льготы положены. Старшие об этом думали. Ну, а насчет меня? В смерть я не верил. Раз пять заполнял медальон и столько же выкидывал. Таких ребят много было. Кстати, большинство медальонов были металлические, они быстро ржавели, уже через неделю-две с трудом откручивались. К чему бумажки заполнять, если их ржавчина съедала?

Рейс в один конец

Я числился заряжающим орудийного расчета. И стрелял, и снаряды подносил, а большую часть службы крутил баранку, подвозил боеприпасы, эвакуировал раненых. Потери несли страшные. Когда в путь собирались, некоторые так и говорили: «Ну, вот, рейс в один конец!»

Красюков П. К.