— Я не понял, — сказал молодой человек, улыбаясь Лагарпову, друзьям и самому себе хорошей белозубой улыбкой здоровья и душевной гармонии, — ты в претензии, что ль?
— Я не в претензии, — сказал Лагарпов. — Таково свойство моего характера: я полагаю, что больнее всегда тому, кто причиняет боль, а не тому, кому больно. Но это я. А если бы на моем месте был ребенок? Он только начинает жить. Он, возможно, смотрит на мир еще доверчивыми добрыми глазами. Ваш же плевок — беспричинный и от этого вдвойне обидный, раздосадует его, он может озлобиться, он захочет тоже плюнуть в кого-нибудь. Жизнь его пойдет совсем по другой колее!
— Послушай… — улыбка исчезла с лица молодого человека.
— Минутку, дайте договорить, — мягко сказал Лагарпов. — На моем месте могла оказаться женщина, молодая и красивая. Возможно, она мельком видела в профиль ваше лицо и оно понравилось ей, поскольку оно приятно, особенно издали. Она подумала о вас с щекотливыми мыслями, будучи полна весенними желаниями и мечтами — и вдруг плевок! Каково ей было бы после этого!
— Послушай, козел… — опять попытался сказать что-то молодой человек, но Лагарпов, поморщившись, выставил обращенную к нему ладонь укоризны: ах, как вы нетерпеливы! И продолжил.
— На моем месте могла оказаться старушка. Может, она шла в печали, вспоминая молодость, а может, наоборот, радовалась весеннему дню и солнышку, она думала, что не все еще потеряно в этой жизни, и сколько бы ни осталось лет, это — ее года, и надо радоваться им, как Божьему подаренью, а не ворчать на бытовые неурядицы и одолевающие хвори. И тут — плевок, плевок, который отнимает последнюю надежду, который повергает ее в пучину отчаяния, она приходит домой с болью в сердце, боль усиливается, она вызывает «скорую помощь», пьет лекарство, но тщетно, — и умирает.
— Сейчас ты тоже умрешь, — сказал молодой человек. Но сказал без злобы, с усмешкой.
— Или, — увлекшись процессом мысли, продолжал Лагарпов, — шел бы такой же молодой человек, как и вы, но, скажем, покрепче телосложением, скажем, даже вообще мастер спорта по какому-нибудь виду жестокой борьбы из тех, что в такой моде ныне. Он идет по жизни пружинисто и настороженно, как охотник, выслеживающий дичь. Или, напротив, он, как рысь, как барс, знающий, что вокруг спрятались охотники, одним словом, он и охотник, и хищник в одном лице, он всегда в полной готовности, он идет мимо, в него попадает плевок, реакция его безмысленна и мгновенна — обратите внимание — не бессмысленна, а безмысленна, — подчеркнул Лагарпов, — итак его реакция безмысленна, как реакция охотника, нажимающего на спусковой крючок при малейшем шорохе, как реакция барса на ветке, под которым оказался охотник! — он бросается на вас и несколькими ударами укладывает вас на землю, а потом вступает в борьбу с другими. Возникает жестокая драка…
Лагарпов умолк, предоставляя дальнейшее фантазии слушателей.
— Что еще скажешь? — спросил молодой человек.
— А зачем? — удивился Лагарпов. — Полагаю, теперь вам понятно, почему я обратил ваше внимание на ваш плевок. Вы должны быть благодарны мне, — скромно сказал Лагарпов. — Ведь в другой раз вы будете осмотрительнее, исходя из моих вышеприведенных рассуждений. Я не настаиваю на этом, я предполагаю. Всего доброго, — откланялся Лагарпов и хотел продолжить путь.
— А знаешь ли ты, — сказал молодой человек, остановив его за руку и улыбаясь уже нехорошо, улыбаясь без улыбки, — знаешь ли ты, козел, на кого ты тянешь?
— Не знаю, — сказал Лагарпов. — И что значит — тянешь?
— Знаешь ли ты, что я с такими козлами делаю? — спросил молодой человек.
— Не знаю, — сказал Лагарпов — без желания, впрочем, узнать.
— Я их убиваю, — сказал молодой человек и убил Лагарпова.
Первая жена Лагарпова была красавицей.
И вот какая вышла история.
Как в пошлом анекдоте: он уехал в командировку на три дня, а к ней — мужчина.
Но Лагарпов сделал свои дела раньше, вернулся на третий день, звонит, ему не открывают. А ключи он забыл.
Звонит еще.
Наконец открывает красавица-жена с румяным лицом и, обняв Лагарпова, просит его сейчас же сбегать за хлебом, потому что в доме нет хлеба.
— Конечно, — сказал Лагарпов, но выразил желание умыть лицо, потому что оно устало от жары и пыли.
— Господи! — сказала красавица-жена. — Принесешь хлеб и мойся хоть весь, хоть целый час.
— Нет, — сказал Лагарпов, — мне только лицо. Секундное дело. И шагнул к ванной комнате, и хотел открыть дверь, но дверь не открывалась, а красавица-жена что-то тихо сказала.
Лагарпов все понял.
— Мне очень неприятно, — сказал он красавице-жене и тому, кто был в ванной, — что я поставил вас в неловкое положение. Но не усугубляйте же его. Я знаю, что такое любовь, я знаю, что такое страсть. Будьте же смелы и красивы в своей любви и страсти. Вы же прячетесь и скрываетесь, как мелкие жулики.
— Лагарпов! — сказала красавица-жена. — Ты с ума сошел. Какая любовь, какая страсть? Сослуживец мой зашел обсудить одно дело. Ему стало плохо. Я посоветовала ему принять холодный душ. Вот и все. Ты же знаешь, какая жара на улице.