Стояла непроглядная осенняя ночь. Холодный моросящий дождик быстро сделал наши плащ-палатки свинцовыми, и они почти не задерживали воду. Гимнастерки намокли, и по телу пробегала неприятная дрожь, унять которую не помогали и сверхнормативные дозы спирта. Шли быстро, насколько позволяла темнота и скользкая земля.
Утром мы уже лежали в полутора километрах севернее того места, где в прошлый раз немцы проводили занятия.
Время тянулось томительно. Вот уже полдень, а немцев нет и нет. Мы было начали думать о ночной атаке на лагерь, когда наблюдатели заметили с западной стороны колонну фашистов.
Немцы прошли в каких-нибудь восьмистах метрах и остановились. Затем они построились, получили от офицеров задания и начали занятия: лазали по-пластунски, прыгали через проволочные заграждения, бегали в гору и под гору, вели индивидуальные бои ножами, саперными лопатками.
Почти два часа медленно и осторожно мы пробирались к гитлеровцам. И вот, когда основная масса немцев сбегала с высоты, чтобы повторить учебный штурм, перед ними выросла цепь наших разведчиков. Фрицы не сразу поняли, кто перед ними, и продолжали скатываться вниз. До бегущих впереди оставалось метров двадцать. Тогда заработали наши автоматы и карманная артиллерия. Немецкие солдаты, не открывая ответного огня, летели прямо на выстрелы в упор, а порой на выставленные кинжалы. Немногие из них, упав на колени, поднимали автоматы, целились, но опять-таки не стреляли. Такое поведение немцев было совершенно непонятным.
Бой затихал. Большинство гитлеровцев полегло вначале, но много разбежалось в стороны, наши разведчики гонялись за ними. Наконец, стрельба затихла окончательно. Перед нами — несколько испуганных немцев, оставшихся в живых, о том числе лейтенант горноегерских войск. На его петличках — дубовые листья и эмблема, изображающая горный цветок эдельвейс. Первый вопрос, заданный лейтенанту, был:
— Почему солдаты не стреляли?
Помявшись, тот ответил:
— У них не было патронов.
Оказалось, что фрицы оставляли патроны в землянках, офицеры опасались, как бы во время занятий какой-нибудь солдат по неосторожности не подстрелил другого.
Рядом фронт, а немецкое командование, трогательно заботясь о жизни солдат, не дает им патронов. Такое никак не укладывалось в голове.
Улыбка не сходила с лица командира нашей роты, когда он докладывал штабу, что операция прошла успешно и рота не потеряла ни одного человека.
Мы получили добро на возвращение к своим и, выслав вперед разведку, взяли направление на юг, к пограничной заставе. Часам к одиннадцати вечера выбились из сил. К усталости примешивался и голод: продовольствие кончилось, спирт тоже. Оставались НЗ и «жми-дави».
На небольшой высотке переночевали, причем разбудили нас усиливающийся дождь и удары холодного северного ветра. Заторопились выходить — ведь дома ждали все блага мира: еда, крыша над головой, чистое белье. И вдруг там, куда ушел головной дозор, раздались автоматные очереди, причем совершенно отчетливо мы различили характерный лающий треск немецких автоматов.
Вскоре прибежал разведчик и, задыхаясь, доложил:
— Впереди — немцы! Много, до батальона.
Командир роты отдал приказ занять круговую оборону и окопаться. Прошло несколько минут, и теперь уже каждый из нас увидел развернутую цепь фашистов, неторопливо, полукольцом охватывающих нашу высотку.
— Без команды не стрелять! — кричит капитан. Нетрудно понять разумность этого приказа. Немцы, конечно, понимают, что имеют дело с группой русских, однако не знают наших сил и уж наверняка не думают, что — на сопочке притаилась целая рота!
Идут фрицы нахально. Мы уже различаем цвет их шинелей. Видим прижатые к животам автоматы. Вторая. шеренга держит наперевес ручные пулеметы. Остается 200, 150, 100 метров, нервы напряжены до предела. Вытираю вспотевшие вдруг ладони. Немцы начали подниматься по склону, а команды все нет. И когда до цепи фашистов можно добросить гранату, раздается короткое, как выстрел:
— Огонь!
Очереди доброй сотни наших автоматов сливаются в единый грозный залп, прижимают наступающих солдат к земле, заставляют бежать вниз, прятаться за камнями. Немцы открывают ответный огонь, но многие из них остаются на склоне нашей высотки недвижимыми.
Перестрелка длится больше часу. В новую атаку фашисты идти не решаются и вскоре начинают окружать высоту.
Положение наше становится незавидным. Кругом враг. В роте несколько убитых и раненых, на исходе боеприпасы, к тому же к фашистам подошло подкрепление— еще не менее двух рот, — и они, сужая кольцо, готовились к общей атаке. Одним словом, нам грозило полное истребление.
И тогда командир роты решил просить помощи тяжелой артиллерии.