Мы — разведка. Документальная повесть

Тогда мы отправились в штаб и заявили, что если немец еще останется в полку, то за его жизнь не ручаемся.

Больше мы этого Пауля-Павла не видели. Говорят, его расстреляли.

Вася после этой истории прожил с нами всего три дня: его отправили в Мурманск.

Вечером в большом блиндаже у командира полка состоялся торжественный ужин, на который, кроме разведчиков, были приглашены все офицеры штаба и служб полка. Вместо трески на сей раз повара водрузили на стол блюдо из свежих судаков, бог весть где приобретенных начпродом.

Тостов не произносили и пили только положенные сто граммов. Во время этого ужина я, сам того не желая, приобрел себе могущественного недруга, который впоследствии много раз портил мне настроение и жизнь. Этот человек был в полку уполномоченным особого отдела.

В нашей гвардейской дивизии не было предателей, если не считать двух отщепенцев с темным прошлым, которым Советская власть стояла поперек горла и которые перебежали к немцем по убеждению. Но таких было двое за всю войну. Борьба с изменниками, паникерами и трусами как раз и входила в функции особого отдела. И все было хорошо и правильно, если особистами работали честные и умные люди, не видевшие каждом встречном подозрительную, неблагонадежную личность.

У нас же в полку представлял особый отдел слишком бдительный майор. Мы прозвали его Минуткой, потому что этот майор приглашал к себе людей на минутку, а после этого даже самые честные и храбрые ребята добрый месяц ходили, как по минному полю. Может быть, и не лично Минутка был виноват в том, а время, война. Но факт остается фактом.

За ужином, в присутствии всех офицеров, в том числе и майора Минутки, я, недовольный тем, что особый отдел взял под защиту немца Пауля, высказал свое мнение по поводу недавнего события — расстрела солдата в нашем полку. Этот солдат стащил на ротной кухне буханку хлеба, банку тушенки и был задержан с поличным. Солдат попал под трибунал, а затем под пулю. Расстрелянного парня я встречал прежде в запасном полку, в Кандалакше, и вместе с ним прибыл в дивизию. Я знал, что у него есть мать, брат-фронтовик, маленькая сестренка; знал, что он наш человек, и, может быть, минутная слабость голодного заставила его пойти на хищение. А в результате — позорная, бессмысленная смерть, в назидание другим.

Пока я говорил, майор Минутка, уткнувшись в тарелку, хмурил густые брови и молчал.

А утром я уже сидел у него в блиндаже и давал показания. Майора интересовало, каким образом был унесен живым разведчик Расохин; почему я не принял должных мер как ответственный за операцию, какие я выводы делаю из того факта, что осведомленный разведчик Расохин находится у врага… Почуяв, что вопросы носят какой-то провокационный характер, я говорил лишь то, что знал, и отказался делать выводы.

Минутка отпустил меня, но прямо предупредил, что мне он не доверяет и примет все меры к тому, чтобы в выполнении ответственных заданий я больше не участвовал.

Растерянный и напуганный, я тут же передал весь разговор с Минуткой командиру полка и начальнику штаба. Они сказали, что все будет в порядке и особисты оставят меня в покое.

Действительно, майор Минутка меня больше не вызывал, но при случайных встречах был неприветлив и всегда подчеркивал свою неприязнь ко мне. Честно говоря, я отвечал тем же. Конечно, строго в пределах субординации.

Пятка моя благодаря стараниям полковых врачей быстро зажила, и вскоре я уже смог принять участие в операции.

На левом фланге обороны дивизии в руках немцев находилась сопка, похожая очертаниями на огромную спящую утку. С этой высоты гитлеровцы отлично просматривали ближние тылы дивизии и точным огнем причиняли немало хлопот и бед снабженцам, обозам и резервным подразделениям. Командование приняло решение выбить немцев с высоты Утка.

Разведке нашего полка было приказано изучить подходы к высоте, снять минные поля, определить огневые точки и средства противника. Каждую ночь в полном составе наш взвод выходил за передний край и устраивал перед Уткой «концерты», стремясь вызвать на себя огонь и засечь пулеметные гнезда гитлеровцев. Это нам удалось.

Утка далеко вклинилась в линию нашей обороны, и все подходы к высоте были густо заминированы. Каждую ночь мы снимали сотни мин и каждую ночь находили новые поля этих опасных «игрушек».

Существует поговорка, что минер ошибается только раз в жизни. Замечу, что этот самый «раз» приходится у минера, главным образом, на разминирование. Прежде чем приступить к работе, опытный разведчик с предельно возможной точностью устанавливает систему расположения мин, чтобы наверняка знать, в какой стороне и на каком расстоянии стоит следующий «подарок». Обнаружив мину, начинаешь пальцами, на ощупь играть с ней в «кошки-мышки». Надо убедиться, нет ли проволочки с боков, нет ли натяжного донного взрывателя или каких других сюрпризов. После этого можно мину вытащить из земли и осторожно вывернуть взрыватель. Если при этом ничего не случится, минер считает, что он родился в рубашке.