Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

Поезд набирал скорость... И через несколько минут скрылся за

поворотом...У железнодорожного полотна остались лишь задумчивые

старики и рыдающие женщины с детьми, еще не до конца верящие, что их

родных “увезли” в дальние края...

11

Город менялся... Потемнел, окутанный суровым душевным сумраком.

В его облике появилась заметная жесткость. Уральск терял свое

традиционное спокойствие, добрую приветливость и загадочную красоту.

На высоких уличных столбах погасли ночные светильники. Темные

шторы закрыли окна контор и комитетов. Водный бассейн (“басейка”, как

говорили мальчишки) незаметно быстро высох, как и арыки, спасавшие

город во время летней жары. Молодые кустарники и деревья, совсем

недавно ставшие веселым украшением многих городских улиц, теряли

свою свежесть. Лето, еще недавно блиставшее богатством красок и

радовавшее горожан мягкой приветливостью, незаметно теряло свою

прелесть и свежесть..

В городе неожиданно, без объяснения причин, “закрылись”

центральные продуктовые магазины. На улицах увеличилось количество

милиционеров и военных. Теперь они встречались на каждом шагу:

проверяли документа у прохожих, особенно настойчиво у мужчин.

Горожане болезненно чувствовали голос пока далекой, но уже

приближающейся к ним войны. Никто не понимал, что все - таки

происходит на фронте. Неужели наша армия не может остановить и

разгромить немцев?.. Встревоженный Уральск, еще не забывший

трагедию гражданской войны, готовился к будущим серьезным

испытаниям...

158

Перемены коснулись и родного дома... Сестра теперь работала в

любую смену - и днем, и ночью. Дирекция фабрики не обращала внимания

на то, что у нее - маленький ребенок. Здоровых мужчин в цехах не

осталось... Грузчиками и кочегарами трудились старики, едва

справлявшиеся с тяжелой работой. Иногда их помощницами (правда, не

очень сильными и активными) на два - три часа становились молодые

катальщицы...

Днем в нашем доме оставалась лишь мама с Костей и внучкой. После

первых горьких военных дней она немного (думается, чисто внешне)

успокоилась.. В начале июля мы получили письмо от Грини, в котором он

рассказывал о каких - то “специальных” занятиях, службе и отдыхе,

описывал небольшое ( польское? белорусское? ) местечко и его

жителей.. Радостное, светлое письмо, которое раньше обрадовало бы маму.

Но ее встревожила дата...Письмо сын отправил 15 июня, т. е. он сообщал о

своей жизни за неделю до начала войны... А где он сейчас? Что с ним?..

Эти и другие вопросы оставались без ответа. Отец старался успокоить

маму : “Подожди хотя бы немного... Вот придет другое письмо, и мы

тогда все узнаем...” Но другого письма ни родители, ни братья с сестрой

никогда не получили...

В свободные от кухонно - домашних дел минуты мама читала старые

письма Грини... Читала - и плакала... Каждый день молилась “за здравие

раба Божия Григория...” Но ни чтение писем, ни молитвы не приносили ей

душевного покоя и желаемой уверенности в том, что “все благополучно

закончится” .. Отец, не выносивший детских жалоб и женских слез, порою

не выдерживал и “срывался” в громком крике: ”...Зачем ты его раньше

времени хоронишь?. Он живой...“ Но, кажется, и сам уже не верил, что

придет добрая весть от старшего сына.. ...

Володю и меня отец отправил на бахчу: “Нечего все дни дома

балберничать (т. е. бездельничать, “дурака валять”), делом займитесь...”

Коротко, но твердо еще раз объяснил наши обязанности: регулярно и

аккуратно пропалывать весь участок, беречь арбузы и тыквы, вовремя

“снимать” спелые дыни ( “...помните, они не должны перезревать...”),

следить за подсолнухами ( “...гоняйте скворцов и воробьев...”) и вовремя

“обивать” их, чтобы не “пропали” семена.. Каждый день мы были обязаны

собирать ведро вороняжки... И еще: “Проверяйте через день соседнюю

лощину. Там у нас картошка...Боюсь, что зима будет холодной, тяжелой и

надо приготовиться к ней уже сейчас, а с картошкой будет легче..”

... Возникло странное, несколько загадочное “недоразумение” (как

говорил отец). Городские возчики неожиданно прекратили свою работу

(если говорить мягко): артель “Гуж” (не без помощи властей)

“самораспустилась”. В ней никто (даже руководители) не остался:

сотрудников помоложе мобилизовали, а тех, кто “в возрасте”, отправили

159

в “трудовую армию”. Двух братьев отца (Иллариона и Степана) и

нескольких его приятелей “увезли” (как говорили близкие) в дальние,

неизвестные края “каменного” Урала...

Артельных лошадей “сдали” в ближние колхозы - совхозы или в

городские хозяйства, где они зимою погибли: у новые “хозяев” не было

кормов или они не умели заботиться о животных..

12

Отца вместе с Сивым оставили в городе. Видимо, имели какое -то