Мы родились в тельняшках

Всякий раз, попадая на границу с краем Косово, Ристич начинал дергаться. Такой ненависти, какая кипела в нем раньше, уже не было. Десять лет назад он, услышав слово «албанец», где-то в уголке подсознания вскидывал автомат и начинал выискивать цель. Война разрушает психику, война – это кордон, граница между «нормальным» и «ненормальным». Нет никакой музыки, это не кино, нет никаких пафосно-постановочных трюков и попаданий в глаз лютого врага с первой попытки. Нет рева вертолетов поддержки и гектаров врагов, размолотых на куски за пять секунд.

Там холодно, голодно и больно. А еще серо. Сознание, стремясь убежать от наваливающегося психического напряжения, показывает тебе все происходящее как бы со стороны, так легче, так проще. И никогда снов о войне на самой войне – только дом, только родные, только тепло. Мозг пытается зацепиться, пытается найти безопасный тихий уголочек и затаиться, и хорошо, если это получается, хотя бы в забытьи. А еще тайно надеешься быть раненым, а не убитым. Все надеются, все, кто попал на фронт. Трусить плохо, нельзя показывать, что у тебя трясется печенка и подташнивает всякий раз, когда слышишь звуки автоматных очередей и редкие выстрелы из орудий. Говорят, что люди привыкают… Какое там! Называется сие по-другому: на себя начхать, на других начхать. К нагрузкам привыкаешь, а дальше, как овощ или робот, с редкими всплытиями к поверхности во время посиделок с кружкой водки, и тогда мысли: «Когда же это кончится?»

Приграничная деревенька, вдоль домов которой ехали Человек и Ристич, кишела курами, наглыми лающими и бросающимися под колеса шавками и недоверчиво поглядывающими исподлобья подростками. Успевшая повидать всякого за свой механический век «Шкода» приближала их к неофициальной границе с политическим анклавом.

Человек проехал через всю деревню и привез следователя на блокпост.

Сербам катастрофически не хватало квалифицированных агентов. Служба внешней разведки уже отправила в тыл к албанцам троих сыскарей, но они проваливались на ровном месте один за другим – ни следа, ни звонка. Их вычисляли настолько быстро, что шеф Вуйкович начал подозревать, что к ним пробрался «крот», а ситуация требовала, чтобы дело продвигалось как можно быстрее; и то, что задействовали полицейского, случайно втянутого в историю, давало надежду. Человек он обычный, пусть и служивый. Даже если вся их картотека попала каким-то образом в руки противника, Ристича в ней никогда не было. Гипотетический стукач не сможет ничего передать на другую сторону. У албанцев не будет его фотографии.

Блокпост – конструктор из бетонных блоков. Стеночка собрана слева от дороги, справа от дороги. Щели-бойницы, мешки с песком по бокам. На асфальте лежат толстенные бетонные сваи, заставляя любой проезжающий транспорт сбросить скорость, дабы объехать, а не вписаться в умышленно наставленные препятствия. Всего в ста пятидесяти метрах «миротворческие» войска НАТО.

Затормозив у свежевыкрашенного в зеленый КУНГа[1], Человек сообщил подошедшему солдату с серьезным лицом и не менее серьезным автоматом, что они к командиру, и назвал лишь фамилию своего пассажира.

Снятая с какого-нибудь «ГАЗ-66» и поставленная на две ржавые трубы автомобильная будка служила теперь погранцам домом. За маленьким столиком сидел раскисший от духоты командир блокпоста – очень для такого небольшого звания, как лейтенант, возрастной и пышноусый. Рядом с ним расположился в оливковой рубашке с коротким рукавом славянин. Судя по ситуации на столе, они на спор ловили и давили мух, укладывая трупики в рядок на изрезанный и потемневший от времени желтый пластик.

Сообразив, что останки насекомых, пусть и надоедливых, – даже не домино, усач смел их со стола и поприветствовал гостей.

Когда Ристич жал руку человеку в рубашке, он не поверил своим глазам. Воспоминания всколыхнулись в нем и требовали имя. Как зовут его? Ну же…

– Э-э… лейтенант.

– Нет, уже капитан второго ранга, – на русском отозвался мускулистый офицер спецназа.

Убедившись, что Ристич узнал Татаринова, Человек попрощался со всеми, сел в «Шкоду» и был таков.

Роту морской пехоты в не таком далеком прошлом перебросили в Сербию для помощи в разминировании домов и дорог. Вот там у лейтенанта Татаринова и началась настоящая служба. Если жители покидали свои дома, спасаясь от войны, то возвращаться в них обратно до того, как дом осмотрят саперы, было равносильно самоубийству.

Постановка минных ловушек – это целая наука. Если ее освоить, то при наличии мин, детонаторов и, главное, времени можно создавать своего рода произведения искусства.

В помощь к отделению Кэпа, занимающемуся разминированием, приписали нескольких сербов, в том числе и Ристича. Принеси, подай – ну, и учись, смотри, что как делать надо.

В тот день в роте случились первые потери. Подорвался однокурсник, а вместе с ним и сержант-контрактник. Им бы разобраться, выяснить, что да как… Но приказа остановить зачистку не последовало.