Вопрос — в общественном сознании 120–миллионного русского населения России, проблема — в проводимых экспериментах над его душой. Наша беда в том, что мы под воздействием русскоязычных русофобов, особо не задумываясь, очень легко соглашаемся с тем, что нам, русским, нечем гордиться, что мы ничего сами не создали и создать не можем, что мы не великая нация, а помесь крокодила с носорогом, что нашей культуре далеко не то что до французской и американской (оказывается, есть и такая), но даже и до культуры наших малых народов, что язык наш беднее английского (а это уже совершенно не соответствует действительности), грубее европейских (старая песня российских англоманов и французоманов XVIII–XIX веков, считавших русский язык языком простолюдинов). Мы оказались чуть ли не единственным коренным народом в России, безразлично отказавшимся от права на свою национальность, от права официально именоваться «русскими». Наблюдая, как коверкают, засоряют, опошляют наш язык, поневоле начинаешь преклоняться перед французскими законодателями, принявшими закон о защите своего языка. Послушаешь, как говорят дикторы радио и телевидения, и хочется пожалеть их школьных учителей и заткнуть уши своим детям, чтобы они не слышали их чужеродного произношения. Когда читаешь новые прожекты «совершенствования» русского языка (вплоть до перехода на латиницу), возникает жгучее желание начать кампанию по лишению их авторов научных званий, степеней и запрещению преподавательской работы. Знакомясь с прессой и новомодными книгами, телепередачами и кинофильмами, начинаешь жалеть об отсутствии цензуры. Посмотрите на национальный состав творческих союзов России, авторов учебников русского языка и хрестоматий по литературе, руководителей газет и журналов, радиостанций и телеканалов! В душе поднимается белая зависть к евреям, которые обеспечили стопроцентную иудаизацию этих профессий не только у себя на исторической родине, но и в России — они создают свою национальную систему воспитания (детские сады, школы, гимназии, лицеи, высшие учебные заведения), они ограждают своих детей от влияния идеологии других народов для того, чтобы выпустить их в самостоятельную жизнь не безродными интернационалистами, а правоверными евреями, готовыми к борьбе за место под солнцем.
Однако вот что приятно — наша русскость тоже стала пробиваться, как тополиный росток через асфальт. Простая, казалось бы, вещь — имя человека.Но как человека назовешь, так он и проживет свою жизнь, так к нему и будут относиться окружающие. Отрадно сознавать, что новорожденным у нас уже не дают таких имен, как Марлен и Владилен, Сталина и Октябрина, в детских садах не бегают Арнольдики и Альбертики. Думаю, здесь сыграли свою роль судьбы людей с экзотическими именами: Альберт, Жорес, Владилен, Генри, Адольф, которые были как бы запрограммированы на жизнь, не похожую на жизнь других людей, в связи с чем они вынуждены были лезть из кожи, чтобы доказать свое соответствие или, наоборот, дистанцироваться от этих имен-символов. Поэтому приятно слышать, что даже в семьях «новых» русских детям дают православные и славянские имена: Артем, Кирилл, Денис, Ярослав. Вольно или невольно, но эти внешне ангажированные всечеловеки, наделяя своих детей русскими именами, как бы предопределяют им русскую судьбу, русский менталитет, делают их частью своего народа. И пусть это пока не до конца осмысленная, но все-таки национальная самоидентификация, возвращение к своим корням.
Больше воли приходится проявлять русским, оказавшимся по разным причинам за границей. Те из них, кто хочет затеряться там в общей толпе искателей лучшей доли и не высовываться по пустякам, не только детям дают англизированные имена, но и свое-то имя сменяют. Скорее всего, это уже потерянные для России люди. Русские же по духу и крови, бережно сохраняя в своих семьях русские имена, сохраняют или хотя бы надеются сохранить и нити, связывающие их с Родиной. И это поступок. Кто они, эти Иваны и Марии? Националисты? Шовинисты? Нет, просто русские люди.