Мы с истекшим сроком годности (СИ)

Оливия все-таки заставила меня «выйти» на улицу . Она взялась за поручни моего кресла и уверенно покатила меня к лифту. За все время, проведенное в больнице, я ни разу не «выходила» из своей палаты. Во-первых, я не хотела видеть таких же несчастных пациентов, как я, видеть таких же поникших духом их родственников. Во-вторых, я никак не могла себя заставить сесть в инвалидное кресло. Сесть в него- значит, смириться со своим приговором. Смириться со своей жалкой жизнью,  с тем ,что теперь я узник своего собственного тела. Но Николас мне чуть ли не приказным тоном , в присутствии Лив, сказал, чтобы я немедленно начала хоть немного двигаться. На моей нежной коже начали появляться пролежни, спастика мышц проявлялась все отчетливее. Несмотря на все уговоры, я снова закатила истерику и сказала, что мне все равно на появившееся пролежни, пусть даже моя кожа будет целыми пластами разлагаться, а мышцы до кондиции одеревенеют, но я ни за что не сяду в кресло.  Ни. За. Что. Лив, мимо ушей которой пронеслись мои слова, приказала доктору насильно взять меня на руки и посадить в кресло.

Каждый скрип колес кресла откликался неописуемой болью внутри меня. Меня, словно огромной океанической волной накрывало этой болью. Я сравниваю инвалидов-колясочников с несчастными обездоленными жучками , которые случайно перевернулись на спину и не могут вернуться в привычное положение. Эти жучки всегда вызывали во мне жалость. Кстати о жалости. Теперь я понимаю, что жалость- это самое отвратительное чувство, которое есть на свете. Еще хуже испытывать жалость к самому себе, что я сейчас и делаю. Вот совсем недавно я, Вирджиния Абрамс, ни о чем другом не думала, как о своем парне, университете и возможных новых знакомствах. Это так страшно, когда твоя жизнь в одночасье разворачивается на 360 градусов. Но еще страшнее, когда обстоятельства гораздо сильнее тебя и тебе ничего другого не остается, как смириться или продолжать бороться, как тот маленький жучок.

- Классная погода,- говорит Лив.

- Да..

И действительно. Для Миннесоты эта погода очень странная. Яркое, палящее солнце, согретый Светилом ветер, который нежно ударяет в лицо. Я никогда не была во дворе больницы, лишь из окна своей палаты, которая стала для меня вторым домом, я слышала разговоры пациентов, смех, шелестение зеленой листвы и далекий шум проезжающих мимо машин. Во дворе довольно мило, разнообразные фонтанчики, множество клумб с яркими цветами, источающими одурманивающий аромат. А еще здесь очень много деревьев с величественными кронами. Пока мы гуляли с Лив, я насчитала восемь гнезд неизвестных мне птиц. Весь этот двор похож на маленький рай для бедных пациентов. Тут же прослеживается такой грубый контраст: во дворе все хорошо, все смеются, наслаждаются общением с родственниками, а в темном радом расположенном здании, в операционной лежит человек, или же в какой-нибудь палате мучительно умирает пациент, крепко сжимая ладонь родного человека. Вот она, тонкая ,едва заметная грань между жизнью и смертью.

- Слушай, ты ведь уже больше месяца в этой больнице. Неужели они не могут тебя отпустить домой?

- Каждый день я просыпаюсь с этим вопросом, и каждый день я не нахожу на него ответа.

- С ума сойти, -немного помолчав, Лив снова задает мне вопрос, - А Скотт навещал тебя?

- Нет.

За все это время я ни разу не подумала о Скотте. В моей голове лишь были мысли о том, как я буду продолжать свое существование и вообще смогу ли я так жить. Существовать.

- Вот урод! Ну как можно быть таким?! Ты ведь для него не чужой человек, неужели так трудно прийти и узнать, как ты себя чувствуешь?

- Лив, пожалуйста, не надо. Он стал для меня чужим ,и я сама не хочу его видеть.

- Прости.

На этот раз наше молчание затянулось. Лив катит мою коляску по узенькой дорожке, я вновь рассматриваю деревья и ищу гнезда.

- Кстати, я завтра уезжаю.

- Что? – я сделала вид, будто не расслышала Оливию, но на самом деле я услышала ее фразу и ее слова заставили мое сердце биться, как после введения адреналина.

- Уезжаю в Чикаго. Рейс в половину первого.

Как я уже отметила, Лив единственный человек, который лишний раз не напоминает о моем диагнозе. Общаясь с ней, я снова, пусть и на жалкие минуты, возвращаюсь на месяц назад, когда я была обычной девчонкой, с обычными девчоночьими мыслями. Потерять Лив, значит, потерять эту маленькую ниточку, которая связывает меня с моей прошлой, счастливой жизнью.

Лив останавливает коляску, подходит ко мне и садится на корточки, взяв меня на руку.

- Я очень рада за тебя, -говорю я, чувствуя, что вот-вот расплачусь.

- Джина, если хочешь, я откажусь от этой поездки и останусь с тобой?

- С ума сошла? Упускать такой шанс из-за жалкой инвалидки? Ну уж нет.

-Ты не жалкая инвалидка,  слышишь? –я замечаю, как у Лив заблестели глаза из-за слез.

- Я не смогу тебя проводить.

- Понимаю. Я буду звонить тебе по скайпу, обещаю.

Мне крепко обнимаемся. Я дышу ей в шею и чувствую, как и у меня посыпались слезы.

- Я верю, что у тебя все получится.

***