Мы с Костиком

— А если и в тюрьме! — вдруг снова вскипел Ромка. — А если он там не сидел? Если его условно судили? Понимаешь, условно?

— То есть как условно? Судили его или нет?

— Эх, — говорит Ромка. — Ничего ты не понимаешь… Просто Жёлудю однажды очень машина понадобилась…

И Ромка рассказал мне, как Жёлудь полюбил одну девушку и хотел покатать её на машине. Много машин в городе — и все чужие. Вот и решил он взять одну на время, чтобы только покатать эту девушку… А когда хотел вернуть машину на прежнее место, его и сцапали и, не разобравшись, под суд отдали. А они с девушкой только одни пряники в машине и съели и больше ничего не тронули и не поломали даже ни капли…

— Подумаешь, пряники, — сказал я. — Пряники бы каждый съел. За что же его тогда судили, за пряники, что ли?

— Вот и выходит, что судили условно. Машину-то он сам первый вернул. Так и судили его, выходит, условно.

Совсем мне стало грустно.

— Так, — говорю, — а я, выходит…

— Вот именно, — говорит Ромка. — А теперь в путь. Всё лишнее тут оставим. Пусть это будет наша база.

И он достал утюг и подал его мне.

— Силы надо экономить, — сказал он — Главный штурм впереди.

Что за штурм?.. Но я не стал спрашивать — я с радостью зарывал утюг в снег.

— А это ещё кто такие? — над нами стояла тётка-милиционер.

То ли темно уже стало, то ли рассказ о том, как судили Жёлудя, так на меня подействовал, но перепугался я страшно. И действительно, тётка — это тебе не дядька. От тётки так легко не убежишь…

Молчим.

— А это что у вас? — вдруг спрашивает она — Никак утюг?

— Утюг, — говорю я печально.

— А откуда тут утюг? — говорит она.

— Так, — говорит Ромка, — валялся…

— Ну-ка, дай его сюда!

Протянул я ей утюг. А она гладит его, подкидывает.

— Хороший, — говорит, — утюг. Теперь таких не делают.

И ушла она со своим утюгом.

— Я же говорил, — важно сказал Ромка, — что в дороге всё пригодится.

Хорошо идти без утюга, легко. Только всё равно я вдруг очень устал, после болезни всё-таки. И ещё потому, что я не знал, куда мы идём, Ромка знал, а я нет.

— Стоп! — вдруг сказал он.

Мы стояли перед глухим забором.

— Где-то тут должен быть вход, — сказал Ромка.

Мы шли вдоль забора.

— Вот он — вход!

Впереди нас какой-то грузовик упёрся носом в забор и гудел. Ворота распахнулись, грузовик проехал.

Мы подошли к воротам.

«Типография», — прочёл я на дверях проходной.

— При чём тут типография? — спросил я.

— При том, — отрезал Ромка. — Не задавай лишних вопросов.

Я не задавал.

— Так, — сказал он после недолгих размышлений. — В разведку пойду я. Стой тут и жди.

Крадучись, подошёл он к дверям. С трудом растянул могучую пружину и с грохотом исчез внутри.

Я ждал.

Некоторое время стояла абсолютная тишина. Затем послышались голоса, потом крики. Дверь распахнулась, из неё, как из рогатки, вылетел Ромка. Дверь с шумом захлопнулась, и Ромка, пролетев некоторое расстояние, приземлился рядом со мной.

— Не удалось, — сказал он. — Придётся брать ворота штурмом… Как Зимний… Дождёмся следующего грузовика.

Мы ждали, а грузовика не было.

— Тихо! — приказал Ромка. — Подкрепление.

К нам приближался большой отряд.

Впереди вышагивал толстый дядька в толстых очках. Он был похож на рыбу карпа в аквариуме рыбного магазина. Он шёл плавно и важно, а за ним толпились его воспитанники, целый класс; они пели, играли в чехарду и дрались. А Карп будто ничего не замечал, он шагал и курил, и казалось, что изо рта у него идут пузыри.

Вот он остановился около нас и стал что-то говорить. Но говорил он тоже как рыба: рот открывался, но не слышно было ни звука — такой шум стоял вокруг.

В конце концов он махнул рукой и направился к типографии.

Что тут поднялось! Казалось, куда уж больше… Всё закружилось, как на карусели, кто-то застрочил из пулемёта, закукарекал, завизжал…

— Ну и отрядец! — сказал Ромка. — Ненормальные какие-то.

А я вдруг подумал, что, когда мы ходим на экскурсию, мы выглядим не лучше. Недаром наша воспитательница говорит: «Посмотрите на себя со стороны!» Только как же посмотреть, если ты в самой середине и кто-то всаживает в тебя иголки, а кто-то стреляет, и Сонька-щипаха щиплется со всех сторон.

— Эй, кто тут главный? — вдруг громче всех заорал Ромка.

Всё остановилось.

— А вы кто такие?

Из толпы выдвинулся один. Он был похож на того длинного на мосту, только ещё без синяков.

— В типографию надо проникнуть, — сказал Ромка.

— Дело серьёзное, — сказал главный. — Надо — так надо.

Он немного подумал, а потом сорвал у кого-то с головы шапку и надел её на меня, а потом снял свой шарф и закутал меня до глаз.

— Надо замаскироваться, — сказал он. — Будешь изображать гриппозного.

— А ты, — он задумчиво посмотрел на Ромку и вдруг даже подпрыгнул от радости. — Ты будешь мною! — сказал он и начал поспешно раздеваться.

— Хорошо, — согласился Ромка, — но кем же в таком случае будешь ты сам?

— А меня и так все знают.

Только мы кончили переодеваться, появился Карп. Он несколько раз открыл рот.

— Пересчитайтесь! — рявкнул главный.

Все кое-как построились, и главный начал считать.

— Двадцать три, — насчитал он.

— Что?! — удивился Карп.

Главный пересчитал.

— Двадцать восемь, — объявил главный.