Мы с тобой Макаренки

Но вот смычок коснулся струны, и словно порывистый ветер ворвался в зал-. Страстная, полная мужества музыка наэлектризовала людей. На секунду застонала скрипка, словно умоляя о чем-то, и снова маршевый победный взлет. Мелодия скрипки привольно разливается по залу, за ней повторяет мотив фортепьяно. Бурные вспышки и мимолетная грусть – все воплощено в «разговоре» двух инструментов.

– До чего замечательно, – шепчет на ухо Волкову Гена Сафонов, – прямо-таки артист…

– Отвяжись,-бросает Волков односложно.

Музыка расстроила его. Да и Светлана сидит рядом с Игорем, это тоже не ускользнуло от его взгляда. Будет после этого хорошее настроение!

А музыка продолжает петь о жизни, о счастье, о радости всего земного.

Музыкантам хлопали долго – ладоней не жалели. Гоша Сапегин засмущался и, кивнув торопливо головой, покинул сцену. Это было первое в его жизни публичное выступление, и; он еще не привык к аплодисментам.

– Минуточку внимания, – Жора поднял руку и подождал, когда установится тишина. – Даю справку. Гоша Сапегин заканчивает

десятый класс вечерней школы. Тракторист по специальности, скрипач по призванию. В нашем колхозе все свое. Свои музыканты и свои поэты, свои композиторы и свои лекторы…

– Жора, – протяжным голосом спросил Машаркин, вставая из-за фортепьяно, – при чем же тут лекторы?

– Как при чем?! – повернулся к нему Лукьяненко. – Свой лектор в колхозе просто таки необходим. Как, Сергей Федорович, поддерживаете идею насчет лектора? – обратился Лукьянеико к сидящему а зале Зозуле.

– Поддерживаю, – ответил председатель колхоза, хотя и не сообразил еще, для чего колхозу собственный лектор. «Ну уж наверное Жорка что-нибудь придумал».

– Вот видишь, – обрадовался Лукьяненко, – все за.

– А-а-а, понимаю, – поднес палец к голове Машаркин, – это для того, чтобы мы умели не только слушать лекции, но и понимать?

– Совершенно верно. Это просто необходимо. Помнишь, как нам недавно читали лекцию- «Мораль и эстетика»?

– Помню, конечно.

И Машаркин, надев на нос пенсне, менторским, тоном произнес:

– Товарищи члены общественного коллектива, именуемого колхозом! Чтобы рассмотреть данный вопрос с точки зрения диалектики, то диалектическая концепция анализа, в связи с примитивной эстетикой, будет являться идейной базой данного вопроса. Итак, товарищи члены общественного коллектива…

Зал вздрогнул от хохота. Машаркин снял пенсне -и спрятал его в карман.

– Вот так, примерно, нас просвещал городской лектор.

– Но наш сторож, дед Кузьма, ему тоже здорово ответил, – улыбнулся Лукьяненко а отыскал глазами деда.

– Что дед Кузьма?! – прокричал с места сторож и заерзал на стуле.

– Я говорю, правильно вы тогда выступили, – через головы сидящих повел с ним разговор Жора.

– Что я ему сказал? – насторожился дед.- Я ж ни на какой лекции не был.

Но зрители уже не слушали деда Кузьму и торопили Лукьяненко. Что он там сказал?!

Лукьяненко откашлялся и скрипучим голосом деда Кузьмы произнес:

– Товарищи! Оно пошто поди конешно, ежели дескать, так сказать. В самом деле почему? То оно не што – либо как, и не как – либо што, а то случись иное дело и – пожалуйста. У мене – всё. – Вот что сказал наш дед Кузьма. Выступил не хуже городского лектора.

И снова не может успокоиться зал. А дед Кузьма тычет в сторону сцены пальцем и, смеясь, кричит:

– Ах шельмец! Поддел-таки деда.

– Здорово! Волков, верно здорово? – спрашивает Сафонов.

Волков мычит в ответ что-то невразумительное.

– Митрич, Митрич…

– Да замолчишь ли ты наконец! – Волков ткнул Генку кулаком в бок, и тот с недовольным видом отодвинулся подальше.

«Не иначе, как с ним что-то стряслось, – думает про себя Сафонов, – на глазах испортился человек».

А Лукьяненко, поправив «бабочку», объявляет следующий номер:

– Старинная русская песня… исполняет…

– Каким он был пижоном, таким и остался, – наклонилась к Мартьянову Скрипичкина, – «бабочку» нацепил!

– Я ему говорил, чтоб снял, да Зозуля против, – засмеялся Игорь. – Чтоб у меня было, говорит, как в Большом театре.

На них недовольно шикнули, и Светлана с Игорем поспешили замолчать.

После песни снова появился на сцене Лукьяненко и торжественно объявил:

– Поэт-монтажник Григорий Волков! Стихотворение «Мы сломим волю Маракута».

Исполняет… Разрешите мне исполнить, как старому монтажнику.

Зрители рассмеялись и милостиво разрешили. И зазвучали в зале стихи бригадного поэта:

Мы не приходим на готовое,
Хоть и такие есть нередко…
Мы сами, сами строим новое

В нелегких буднях семилетки!
Что ж, нам порой бывает круто:
Открыты солнцу и ветрам,
С трудом мы движемся, как будто
Не по степи, а по горам.
Мы сломим волю Маракута,
Зажжем в ночной степи огни.
И в жизни новые маршруты
Нам будут освещать они!

Хлопали исполнителю. Хлопали автору.

– Я давно знала, что Гриша стихи пишет,- шепчет Светлана Игорю на ухо.