Мы с тобой одной крови

– Да я бы сам утопил паршивца! – поднял голос Карасик. – Это надо придумать: по одной накладной два унитаза заказать. Голова не болит – хозяин заплатит.

Галей выдержал паузу, нехотя ответил:

– Посредники вечно что-нибудь напутают.

– А как без них?

– Придумаем, только вы по этому номеру больше не звоните. Брат болен, а я тут не живу, – соврал Галей. – Надо будет, я вас сам найду.

– Яшку я уволил, вы меня поняли?

– Я не понял, зачем вы его нанимали.

– Вы частный ресторанчик на Сретенке знаете?

– Вы из него звоните. Уважаемый, телефонный разговор окончен. – Галей положил трубку, запомнил номер, который высветился на его аппарате, вздохнул и осуждающе покачал головой.

Он был недоволен не Михаилом Михайловичем, человеком, видимо, неглупым, а собой. Слишком близко он, Борис Галей, оказался от заказчика. Это фраера галдят, что надо стоять у кассы. Профессионал знает: другой профессионал, который ищет, пойдет от кассы, как от печки, и чем ты от окошечка дальше, тем дольше свобода. А Яшка оказался глупее придурковатого, попав между двух огней. Совсем дух потерял и сдал Галея своему хозяину со всеми потрохами. У Карасика, видно, свой резон. Как у них жизнь сложится – сказать трудно. А Яшка Исилин от жизни устал, определенно устал.

К середине июля солнце словно проснулось, протерло глаза и взглянуло на каменное громадье – город Москву. За два дня камень накалился, ночью лениво отдавал свой жар, днем набирал заново, температура подскочила к тридцати, и людям стало совсем хорошо.

Гуров не выносил жару органически, плюс ко всему вынужден был ходить в костюме: не носить же пистолет в открытую, а без него сыщик чувствовал себя значительно хуже, чем без штанов. Правда, сейчас он большую часть времени проводил в прочно запертом кабинете, где пиджак и галстук можно было снять, что полковник и делал, лишь переступив порог.

Артем Ермаков беззвучно шлепал по клавишам принтера. Компьютер поглощал отбираемую оперативником информацию.

Крячко работал молча, с едва уловимой улыбочкой. Изредка он переставал читать описание очередного убийства, выпрямлялся на стуле, потягивался, заложив ладони за голову, и с интересом изучал сидевшего напротив Гурова, словно видел его редко или усмотрел в начальнике что-то новое. Гуров, как правило, на приятеля внимания не обращал, а если сталкивался с ним взглядом, смотрел безлично, сторонне.

Так и работали, молчали часами, изредка Гуров отвечал на телефонные звонки, порой ненадолго уходил, возвращался молча, продолжая изучать доставляемые с воли дела.

Розыскники Москвы быстро уяснили, что проверка формальная, для «галочки», так как почти все дела возвращали быстро, замечаний практически не делали, потому тащили дела охотно, ничего из них после первого случая не изымая и не припрятывая.

Порой, возвращая дело, Гуров внимательно смотрел в лицо розыскника и серьезно говорил:

– Я бы мог по делу наехать на тебя, но отпускаю с миром, потому с тебя причитается! Ты понял меня?

– Понял, господин полковник, – растерянно отвечал опер.

– Врешь нагло, – спокойно продолжал Гуров. – Ты ничего не понял. Известно, что я не беру, тем более не стану о таком болтать в присутствии свидетелей. Я тебе позвоню, скажу, куда и сколько принести следует. Свободен.

Опер хлопнул дверью, жизнь продолжалась. Всего таких разговоров Гуров провел пять. Артем Ермаков сидел, ничего не слыша и не видя, а Крячко после ухода очередного должника поинтересовался:

– Ты взятки будешь в одиночку брать или я тоже в доле?

– Ты в данном деле, Станислав, будешь паровозом.

– Велика честь…

– Приговор окончательный, работай, – перебил Гуров.

Станислава страшно интересовало, что старшой замышляет, зачем и кому именно напоминает о долге и в чем тот долг состоит. Одно Крячко знал наверняка: Гуров что-то задумал, отбирает людей одному ему ведомым способом и он, Крячко, этим парням не завидует.

– Смотри-ка, либо стар и подзабыл, но, кажется, такого давненько не было.

По тону приятеля Гуров понял, что на него стоит посмотреть, и поднял голову. Крячко разглядывал фотографии, читал какой-то протокол, шевелил губами.

– Попробуй вслух. – Гуров откинулся на спинку кресла, потянулся.

– Двадцать второго февраля в троллейбусе пятнадцатого маршрута примерно в пятнадцать часов обнаружен труп гражданина Исилина Якова Петровича. Судя по тому, что людей, а следовательно, и свидетелей было дополна и никто не видел, как труп заносили, есть основания полагать, что данный гражданин вошел в троллейбус самостоятельно, а в труп превратился на глазах изумленной публики.

– Прекрати паясничать, пропусти десять страниц и объясни суть, – раздраженно сказал Гуров.