Мы с тобой разные (СИ)

Взгляд зацепился за единственное окно в кабинете. Подлетев к нему, я открыл раму и свесился вниз уже наполовину, когда меня дернули за ворот майки назад.

- Ты что творишь?! – закричал мужчина.

- Разве не видно? Хочу выпрыгнуть из окна!

- С ума сошел?

- Вы что, меня не слышали? – поразился я. – Я же сказал, что поцеловал Пашу! Ясное дело, что сошел! Боже, боже...

- Да успокойся!

Щеку обожгло резкой болью от пощечины. Я шмыгнул носом и взглянул на учителя.

- А можете еще раз? Только чем-нибудь тяжелым? Вон! Оно подойдет! - я указал на с виду неподъемное пресс-папье.

- Успокойся, я сказал! - грозно воскликнул Роман Васильевич. – Подумаешь, поцеловал!

Я застонал, как от зубной боли, и присел на корточки, обхватив голову руками.

- Я ему в любви признался... - прошептал я.

- Что?

- Я ему в любви признался! – уже громко повторил я.

- Ты его любишь?!

Я вскинул глаза на мужчину.

- Я по-Вашему что, мазохист? Конечно, я его не люблю! Я его вообще в гробу и белых тапочках видал! О, Боже, - застонал я по-новому, - Что ж я сделал-то... Он меня покалечит... Изуродует... Сделает инвалидом...

Я резко поднялся на ноги и опять направился к окну, но Роман Васильевич ловко поймал меня за шкирку и отпускать не собирался.

- Да погоди ты. С чего вдруг ты ему в любви признался, да еще и поцеловал?

- Я дебил!

- Отрицать не буду, - кивнул мужчина. – А если подробней?

Я вздохнул и, поникнув плечами, сознался.

- Вы были правы. Если я продолжу терпеть все унижения, то они могут продолжиться и в будущем, а я этого не хочу, поэтому я решил дать отпор... Я хотел вечером все обдумать, составить план... Но тут Паша... И я вспомнил, как девчонки им восхищаются, вот и... Боже, он меня убьет!

- Вот заладил! – цыкнул Роман Васильевич, но, несмотря на это, я видел, что он был доволен и, может, даже счастлив. – Ты поступил просто отлично!

- Чего? – я открыл рот и посмотрел на классного руководителя. Он что, заразился от меня и тоже с ума сошел? Что тут отличного?

- Сам посуди, когда мы чего-то боимся, когда нас что-то бесит, раздражает, надоедает, мы стараемся держаться от этого подальше, так? – я кивнул, подтверждая слова мужчины. – Ну, так вызови одну из этих эмоций у Паши! Хотя ты его и так бесишь... - задумчиво пробормотал учитель. – Но ты должен начать его бесить по-другому.

- Как? Что-то я Вас совсем не понимаю.

Роман Васильевич закатил глаза.

- Раньше Паша тебя преследовал, а теперь ты его начни преследовать!

- Эй-эй! – я завозился на месте, пытаясь вырваться из рук мужчины. – Я ведь уже сказал, что не мазохист!

- Я тебя и не заставляю им становиться. Но раз ты сказал, что любишь его, то сыграй эту роль до конца. Начни бегать за ним с признаниями, вешайся на шею, лезь с поцелуями, приглашай куда-нибудь погулять...

- Получай за все люлей, - закончил я.

- Ну, это тоже, - не стал отрицать мужчина. Он, наконец-то, отпустил мой ворот и похромал до своего места.

Я подозрительно взглянул на него.

- Роман Васильевич, а Вы ведь гей, да?

- С чего ты взял? – он удивленно приподнял брови.

- А разве в нашей стране еще остались взрослые мужчины, которые стали бы поддерживать геев? – ответил вопросом на вопрос я, хотя вначале так поступил сам мужчина. Классрук усмехнулся.

- Остались, правда, их очень мало. Но ты прав, я – гей.

Я не смог сдержаться, чтоб не присвистнуть и окинуть взглядом фигуру мужчины.

- Впервые вижу кого-то из своих, - поделился я. – У Вас кто-нибудь есть?

- Нет.

- Почему?

- Потому что я всю свою жизнь любил человека, который никогда бы не ответил мне взаимностью.

- Натурал? – сочувствующе спросил я.

- Гомофоб, - вздохнул Роман Васильевич.

- Мудак, - фыркнул я.

Мы переглянулись и засмеялись.

- Ой, ладно, - отсмеявшись, произнес я. – Пойду-ка я домой.

Я поправил рюкзак на плече и направился к двери.

- Стой, а что ты решил-то с Пашей делать?

- За-а-а-автра все увидите! – нараспев ответил я. – До свиданья, Роман Васильевич! Удачно добраться до дома!

- Тебе тоже, Леванов.

Я впервые в жизни возвращался домой в приподнятом настроении и чуть ли не вприпрыжку. Мне захотелось остановиться и вдохнуть воздух полной грудью. Это я, собственно, и сделал. И почему я сейчас так счастлив?

Первый и единственный пункт плана, остальное - импровизация

Глава ни о чем. Я это понимаю. Да-да.