Мы с Варварой ходим парой…

А насчет воспитания… Не могу быть суровой. Даже форумское понятие «огрести» («Пес вскинулся на прохожего, за что и огреб по полной программе») в моем исполнении выглядит так: «Варь, ну нельзя так делать! Давай-ка, дорогая, веди себя прилично. А то… Ну, ты, знаешь, могу и наподдать. Тихонько. Ладошкой по попе. Все, все, не подлизывайся! Я пошутила — про попу». Как посмотрит исподлобья — просто собака-сирота, я сразу начинаю хохотать, и она бежит целоваться. Или… любовью делу не поможешь? Все-таки авторитет воспитывается силой?… Я понимаю: воспитание одно, а любовь другое; но пока у меня отношение к ней, как к усыновленному ребенку: хвалить — пожалуйста, а вот наказать — упаси Боже. Прикрикнуть могу или глазки на нее выпучить, что обозначает высшую степень моего недовольства, а вот быть последовательной в «приказах» — нет. Наверное, она думает: «Ну вот, взяла меня тетка-дура, сама трескает всякие вкуснятки, а я на «месте» лежи, в стену гляди; или рядом ходи, как привязанная, когда вокруг столько интересного; или не кусай ее за руки, нежные все стали!… Злые вы…»

Утро началось с глубокого нокдауна: Варя дала мне в глаз. Привычка у нее такая дурацкая — к месту и не к месту лапу «давать», а точнее, совать ее в лицо, заменяя этим все приветствия, просьбы и замечания.

Попыталась разбудить меня лапой, с пола — на подушку. А на подушке — случится же такое! — моя голова. Пара миллиметров — и была бы я Одноглазая Галка. Как вспомню это копыто с когтями!…

В сердцах стукнула ее по башке. Потом — слезы, сопли, жалость, боль, обида — все смешалось в нашем доме. Накатило отчаяние. Никак собака не понимает, что мне больно, и вообще ничего не понимает, дубина стоеросовая! Прав Ньюфолог Дим — зря я ее очеловечиваю…

На пессимизм меня разводить не надо. Он и так всегда рядом, как ворона у помойки. Вот и тут, не успела я выплыть из первой волны раздражения на себя и Варю, как накрыла новая: я никогда НЕ ВЫСПЛЮСЬ, никогда не расслаблюсь, никогда не смогу закатиться с компанией на ночь в кафешку, никогда уже не буду полночи смотреть телевизор, а потом дрыхнуть до обеда… Как сказала одна дама: «Снег ли, пурга ли, ядерная ли война — НА ПРОГУЛКУ!» Да и не в прогулке дело…

В таком настроении мы выползли на улицу. Потом ничего, стали помаленьку в себя приходить: кто-то травку пощипал, кто-то на пенечке покурил. Когда светит солнце, трудно ненавидеть весь мир.

Душ, кофе и веселые песнюшки по радио довершили реабилитацию. Замазав кремом царапину под глазом, я ушла на работу. А в доме осталась почти осязаемая неловкость.

Вчера, в довершение дурацковатого дня, меня еще попытался цапнуть наш дружбан ротвейлер. Сначала подошел, узнал, лизнул, дал за ухом погладить, а потом вдруг рыкнул и как тяпнет за руку! Зубы прошли по касательной, так что сильнее испугалась, чем пострадала. Псу, конечно, попало по первое число, мне были принесены миллионы извинений и риторическое «кто разберет, что у собаки в голове?!» Теперь я, сроду не боявшаяся никаких собак, улавливаю в себе зачатки боязни этих киноидов с черным ящиком вместо головы. Со своей стороны тоже стала осторожнее: наклоняюсь, но держу дистанцию и блюду бдительность. И перестала тянуть ручки ко всем собакам. Научилась спрашивать разрешения у хозяев, ну и у самих собак видеть настроение.

«Со стола» больше не едим. Сначала кормлю Варю, потом отправляю на место, ем сама; если из комнаты доносятся страдальческие вздохи раненой черепахи, зову ее на кухню и угощаю, но уже после трапезы, дабы не возникало ощущения, что это из моей тарелки.

Лапу она теперь не дает вообще, из принципа; пару раз я ей сказала: «нельзя» плюс «фу», плюс «мне не нравится». «Ну и ради Бога, — сказала она, — не хочешь — не надо; придет зима, попросишь лапу…»

Единственную пока мне известную команду «рядом» повторяем каждую прогулку, доводим до автоматизма. Разговаривать с собакой у меня получается плохо. Я конечно, разговариваю, но ловлю себя на том, что или повторяю все по нескольку раз («пойдем гулять, пойдем гулять, малыш!», «ты почему не ешь? почему не ешь?», «не прыгай на меня, мне больно, мне больно, больно, говорю!»), или сбиваюсь на уси-пусечный тон («ты мой сла-а-адкий, холосая табатька!»). Если начинаю говорить как с человеком, обсуждать планы на день или рассказывать, куда мы идем и куда завернем, в ее глазах не улавливаю понимания, а хочется видеть реакцию «собеседника». Посему разговариваю, как с младенцем неразумным, что утомляет… Не так давно я там писала: «киноид негуманоидный»… Бред. Собака обыкновенная, класс млекопитающих.