Мы с Витькой

— Давай заведем в этой ямуринке, тут голавлей страсть, — говорит шепотом Сенька. — Ты, Витька, под берегом, а ты, — тычет он в меня пальцем, — от реки, только тихо-тихо. Голавль, он пугливый — чуть что, и поминай как звали…

Сенька теперь выглядывает из-за кустов, показывая жестами, что должны делать мы с Витькой. По его беззвучному сигналу мы Витькиным крылом приближаемся к берегу, потом я начинаю заводить, стараясь неслышно передвигать ноги. Витька стоит по грудь в воде, а я погружаюсь все глубже и глубже. Почему именно меня, при моем коротком росте, нужно было загнать сюда?

— Здесь глубоко! — шепчу я.

Но Сенька раздвигает густые ветки, прикладывает палец к губам, молчит и только крутит злыми глазами. Вода уже подбирается мне под подбородок. Откидываю голову назад и чувствую, что сейчас поплыву. Только тогда Сенька понимает мое положение, и я слышу его ободряющий голос:

— Ничего, иди, сейчас мельче будет…

Однако ямуринка углубляется. Я перестаю доставать ногами дно и всплываю, опираясь одной рукой на палку бредня, другой ухватившись за шест, вовремя протянутый мне Сенькой. Кое-как подбираюсь к берегу и принимаю более или менее устойчивое положение, держась за ветки.

Теперь Сенька, продравшись через куст, кидается в ямуринку. Так было задумано. Голавлям, конечно, не останется ничего делать, как очертя голову залезть в мотню нашего бредешка.

Так бы оно, наверное, и было, но охотника на каждом шагу подстерегают неожиданности. Ямуринка в середине оказалась слишком глубокой. Сенька влетел в реку, и я увидел только вспенившуюся воду, пузыри, конец бота и кепку, качающуюся на волне.

Потом над водой показалась Сенькина голова, которая сразу же закричала:

— Спички, спички держи!

Но все напрасно. Когда Витька схватил кепку, никаких спичек там уже не было. Сенька барахтался в воде и ругался. А я заметил еще более страшное. Торба, в которой трепыхался улов, плавала вместе с Сенькой на воде, и рыбе была предоставлена полная возможность уходить обратно в реку.

— Рыба! — завопил я и, бросив палку, кинулся к Сеньке.

Мне казалось, что рыба уже вся успела удрать, воспользовавшись оплошностью нашего главного рыболова. С налета я схватился за торбу, и теперь мы оба с Сенькой скрылись под водой. Вынырнув, я услышал Сенькин голос:

— Держи бредень, дьявол, чего за меня хватаешься!

Палка как раз подплывала ко мне, я ухватил ее и выбрался на мелкое место, где стоял безучастный Витька. Скоро сюда же выплыл и Сенька.

— Такую ямуринку испортили! — с горечью выговаривал он.

— Что ямуринка! — заорал, в свою очередь, я. — Ты всю рыбу распустил!

Испорченная ямуринка, нехватка трех плотичек и щуренка из нашего улова, успевших воспользоваться суматохой и улизнуть, гасят мой охотничий азарт. Я сразу замечаю хмурое небо над головой, мелкий нудный дождик, покрывающий воду однообразной рябью.

— Пошли домой, — говорю я.

— Было тогда из-за чего бредень мочить! — с обидой возражает Сенька, показывая тощую торбу.

Мне холодно и неуютно в моем разноцветном намокшем костюме.

— Костер бы разложить, — вздыхаю я.

— А спички там, — показывает Витька на дно.

И Сенька отводит глаза, понимая, что это он не уберег драгоценное огниво.

— Тогда полезли в воду, там вроде теплее, — предлагаю я.

Мы возвращаемся в реку. Скоро дождику наскучило беспрерывно падать на землю, и он прекратился. Косой свет солнца пробился из-под кромки туч. Солнечные лучи весело заиграли в дождинках на траве, на листьях кустов и деревьев, заискрились в капельках, повисших на паутинах. Настроение немного поднялось, но лов все равно не клеился. Мы уже поменялись ролями, и я носился по реке с ботом, но и от этого ничего не изменилось.

— Откуда-то дымом потянуло, — повел носом Сенька. — Должно быть, юхинские пастухи костер жгут.

Я подумал о костре, о возможности обогреться, обсохнуть и со сладкой надеждой тоже понюхал воздух, но ничего не ощутил. Наверное, Сенька ошибся. Как бы хорошо сейчас попасть на мельницу! Но река, выгнувшись огромной дугой, не приблизила, а удалила нас от нее.

10. ПОЙМАЛИ

— Вылезем — и напрямик к огню, — решительно заявляет Сенька, видя полное расстройство нашей рыболовецкой бригады.

— Да где он, огонь-то? — недоверчиво посматривает на него Витька.

— Должно, у староречья в осиннике, — уверенно отвечает наш приятель: — слышь, дым осиной отдает.

Теперь мы оба с Витькой тянем носом и глядим друг на друга. Мне ясно, что и мой друг ничего не чует. Тем не менее подчиняемся, сматываем и закидываем на плечи сильно потяжелевший мокрый бредень. Сенька опять идет впереди с ботом, а мы сзади, хлюпая мокрыми ступнями.

Не прошли мы и пятидесяти метров, как я увидел сначала синий дымок, ползущий по сырому лугу в нашем направлении, а после и огонь, сверкающий среди мелкого осинника на крутом откосе у староречья. На скошенном лугу среди редких кустиков паслись коровы разных мастей. Красный теленок с белой звездочкой на лбу перестал щипать траву и, выкатив глаза, с удивлением проводил взглядом трех до нитки мокрых оборванцев.

— Даже скотина и та на нас, дураков, глаза пялит! — не выдержал я.