Мы сами отдали им Землю

Елена снова кивнула. Кирилл кивнул ей в ответ и глядя в ее глаза, дал короткую очередь в дерево справа от себя. Женщина лишь моргнула от громкого звука, но не вздрогнула и не двинулась. Мужчина развернулся и пошел прочь от Елены, в сторону ожидавшей его колонны. Женщина осталась стоять, пока он окончательно не скрылся из виду. Послышался мерзко ехидный голос второго охранника-курильщика. Она не разобрала слов, но была уверена, что тот спрашивал о качестве секса, на который благословил коллегу. Ответил синеглазый ему или нет, Елена не слышала. Моторы трех грузовиков снова завелись. Взглядом женщина проводила их гул, пока в лесу не повисла девственная природная тишина. Еще несколько минут постояла в той же позе: с протянутыми скованными руками. Потом опустила их, сделала несколько неуверенных шагов в сторону дороги, остановилась, и снова пошла. Дойдя до черты, с которой видела край асфальта, пошла в ту сторону, куда указал ей этот синеглазый мужчина.

Шла она быстро. Елена всегда ходила быстро. Быстро думала, быстро говорила, быстро принимала решения. Друзья вечно жаловались на эту ее торопливость. А она никогда не видела в этом проблемы. Если у нее была цель, она действовала. Если была дорога, она по ней шла. Тормозить и рассматривать витрины, кусты, здания она никогда не любила. Если ей было понятно, куда нужно попасть, то на иное она никогда не отвлекалась. Не видела в этом смысла. Эта привычка, а может быть, врожденное качество, позволило ей вырасти в должности, выйти замуж, наладить ту жизнь, которую ей диктовало общество. Она не оглядывалась по сторонам, не думала о том, что происходит вокруг, шла вперед. Даже когда муж ее бросил, оставив вдвоем с дочкой, даже когда на работе начали закручивать гайки, урезать зарплату и увольнять, она нашла себе цель и пошла к ней. Изредка Елена могла остановиться, чтобы перевести дыхание, поплакать, пожалеть себя. Но обычно это не занимало много времени. Она снова поднималась и шла, почти бежала туда, куда ей хотелось попасть.

Тогда она думала, что все сложилось очень удачно. Тот период вируса, когда люди массово теряли работу, женщина пересидела вполне спокойно в офисе. Ее компания процветала на доставке нужных товаров для тех, кто заперт по домам. Потом, когда локдаун в ее городе закончился, Елена ушла с работы, и пересидела период прививок, начав собственный онлайн бизнес. И в какой-то момент ей, как и всем, показалось, что все закончилось. Истерия из-за вируса отступила, страны начали открывать границы для иностранных туристов. Ее работа на себя начала приносить результат и деньги. И жизнь, вроде как, начала налаживаться.

Но началась война. Война без того смысла, который Елена могла бы понять. Война, вроде бы мелкая, с соперником, который просто не мог серьезно угрожать ее государству. Но почему-то все было совсем не так, как это выглядело. Мелкая междоусобица получила такой громадный резонанс в мире, что все снова начали сходить с ума, как тогда – с вирусом. Снова ограничения, эмбарго, какие-то странные экономические процессы. Елена не разбиралась в политике или экономике, и не желала разбираться. Но нутром чувствовала, что что-то было не так. Совсем не так, как должно быть. Но разве она могла объяснить это ощущение? Да и нужно ли объяснять?

К домику она вышла ровно перед закатом. Дверь не заперта. Это было видно по щели, еще до того, как шагнула на деревянное крыльцо. Внутри темно. Она вошла. В лучах закатного солнца сразу увидела слева у окна стол, на столе стояла свеча и лежал кухонный нож. Женщина аккуратно, чтобы не пораниться, перерезала им хомут на запястьях. Он оставил красные следы на коже, которые она инстинктивно потерла, освободившись от оков.

Это, действительно был охотничий домик из сруба. Деревянный стол, два стула рядом, что-то собранное из старых кухонных гарнитуров и заменяющее зону для приготовления еды. Справа от двери – у противоположной стены – стоял большой сундуку с накиданными на него тряпками и покрывалами. Постояв посреди этой избы, Елена прошла к сундуку, раздвинула тряпки и обнаружила подушку и шерстяное одеяло. Только теперь, глядя на теплое одеяло, такое же, как в ее детстве, поняла, как сильно замерзла из-за влажности весеннего хвойного леса. Не думая ни о чем, даже не осознавая своих движений, завернулась в одеяло и легла на сундук, подложив под голову подушку. Уснула она раньше, чем коснулась ее головой. Тьма накрыла ее, обволокла, обняла и прижала к себе. В этой тьме было тепло, спокойно, уютно, как в утробе матери. Никогда в ее жизни не было такого сладкого, мертвого сна.

Глава 4. Муравейник