Мы сделаем это вдвоём

За окном серел рассвет, Анри повернулся в ту сторону – и увидел спящую с краю маркизу дю Трамбле. Повелительницу здешних мест, здешнего тепла, здешних котов и обитателей дома. Кстати, тот из котов, который поменьше и на самом деле кошка, просёк, что Анри проснулся. Как-то маркиза её называет, эту кошку, когда зовёт, чтобы та спала с Анри. И сейчас кошка лежала где-то в ногах, но пришла на грудь и замурлыкала. Анри погладил её по загривку и по спине – осторожно, он сам видел, что кошка немного волшебная, с ней нужно уважительно. Вторая кошка, которая на самом деле кот, спала, привалившись к ногам маркизы.

А маркиза…

Анри понимал – он жив благодаря заботам этой самой маркизы. Она, и ещё госпожа здешняя целительница всё время заворачивали его в сухие и чистые простыни, поили какими-то зельями, кормили едва ли не с ложки какой-то едой – сам-то он не мог ту ложку удержать в руках. Наверное, даже Рогатьен бы так хорошо не справился.

Не говоря о том, что маркиза вовсе не была обязана с ним возиться, однако возилась. Прикосновения её рук ко лбу уменьшали жар и усыпляли. Её голос звучал ворчливо, но заботливо – за исключением того момента, когда Асканио совершил несусветную глупость. Анри, правда, не мог сформулировать точно, что тот сделал, потому что был тогда ещё сильно не в себе, но – помнил, что был такой факт, и с Асканио нужно будет потом непременно поговорить.

Пока же… маркиза спит под боком, никуда не ушла, наверное – ей просто некуда уйти из этой комнаты, в доме живёт ещё много людей, считая дежурных, которые спят в большой зале. Завернулась в одеяло и спит. Повернулась к нему спиной, он может разве что в затылок ей посмотреть. Не нужно, наверное. Мало ли, вдруг она чувствительна к таким взглядам? Ей нужно будет потом словами сказать – как он благодарен ей. Было бы совсем глупо что утонуть в здешней ледяной воде, что замёрзнуть потом насмерть в мокрой одежде. Или подхватить такую лихорадку, какую не вылечишь даже магическим путём.

Маркиза тёплая, к ней хочется придвинуться и закрыть глаза… или он уже так делал? Что он тут вообще делал в эти дни, и сколько их было – два? Три?

И кто б ему сказал, что он вот так проснётся – а рядом маркиза. Спящая в одеяле. Кажется, когда он просыпался ночью, она сидела на лавке рядом с кроватью, и что-то читала, какую-то не то книжицу, не то тётрадь в кожистом переплёте. Учуяла, что он проснулся, тут же принялась поить его какой-то травой, и кисловатым вкусным питьём, она называла его – морс, местное слово такое. Проверяла, не пропотела ли простыня, не нужна ли новая. Звала кошку – чтобы легла рядом и усыпила, так сказала. Какие-то простые действия, о которых он сам бы и не подумал, никогда в жизни не случалось ухаживать за больными, он и знать не знает, как это делается. А она откуда-то знает.

Маркиза вздохнула во сне, повернулась носом к нему, из одеяла высунулась рука, изящная ладонь с тонкими пальцами. Рука, которую Луи так любил держать в своих, поглаживать пальцами. Анри видел пару раз, и не понимал – что это вообще и зачем. А сейчас подумал, что и сам бы подержался за эти пальцы, и плевать, что сейчас нет на них колец, и ногти не такие сияющие, как были, и вообще вся она как-то проще, что ли.

Господи, какая несусветная глупость – заглядываться на королевскую фаворитку, по капризу судьбы пережившую своего короля! И хуже того – на любовницу старшего брата, да что там, на огромную любовь всей его жизни. На ту, ради кого тот брат забыл стыд, совесть и брачную клятву, как однажды сказал ему Анри. На ту, кто не привлекал его раньше ни чуточки, ни на волос, никак.

Самого Анри господь миловал – не случилось в его жизни ни одной женщины, которую он бы мог назвать своей огромной любовью. Бывало другое, конечно, но - вдруг он что-то потерял?

И вообще, кто-то там, свыше, наверное посмеялся, когда отправлял сюда, на край света, разом и его, и маркизу. И когда Анри вытащил ту маркизу из воды, словно мокрую кошку, тоже смеялся. И теперь, когда маркиза не позволяет Анри отдать концы, непременно смеётся.

Но как же у неё тепло, у этой маркизы. Наверное, в том всё и дело, что у неё тепло и сыто, вот его и развезло. Нужно уже отправляться к себе наверх, нечего занимать её мягкую перину.

Чёрная бархатная лапа с когтями бесцеремонно коснулась его носа – правда, очень осторожно. Вся кошка пододвинулась ближе к подбородку Анри, и замурчала с удвоенной силой. Глаза закрылись словно сами собой.

В другой раз Анри проснулся, когда в окно заглянуло солнце. В комнате не было ни кошек, ни их хозяйки. Можно было встать и попытаться умыться и одеться.

Жар отступил, но осталась слабость – какая-то просто невероятная слабость. И простые действия давались нелегко, однако, Анри справился и вышел из комнаты.

Ох, как, оказывается, в той комнате было душно! Оставить дверь открытой, что ли?