Мы серые ангелы

Прохор летел над пустынным заснеженным городом. Это был блокадный Ленинград. Как обычно, он точно знал, куда и к кому ему надо было лететь. Он спланировал возле нужного ему дома. Прямо возле подъезда лежал замёрзший труп женщины. Сложив крылья, Прохор зашёл в промёрзший подъезд. Стояла гробовая тишина. Он поднялся на третий этаж, дверь была не заперта. Прохор зашёл в нужную ему комнату. На кровати лежало тело без признаков жизни. Прохор склонился над ним, это была женщина. Он достал свою фляжку и капнул несколько капель ей в рот, предварительно разжав его пальцами. Через мгновение женщина открыла глаза, она стала оживать. Ещё ничего не понимая, она схватила Прохора за грудки и зашипела, говорить она ещё не могла: «Там, в соседней комнате, умирает дочка, Танечка, мы карточки потеряли, ей всего девять лет, спасите её, мне самой ничего не надо, прошу вас!» — она повторила это несколько раз, пристально глядя Прохору в глаза. Затем она стала говорить это же, отпустив его и глядя в другую сторону.

Это значит, женщина стала оживать и перестала видеть ангела.

Прохор стоял в нерешительности, потом спустился вниз к трупу возле подъезда, вытащил из кармана хлебные карточки, там же был крохотный кусочек замёрзшего хлеба. Он вернулся в комнату и положил карточки на стол. Женщина уже сидела на кровати, ей явно стало лучше. Прохор зашёл в соседнюю комнату и сразу увидел огромные детские глаза. Они видели его. Девочка лежала на кровати укрытая ворохом всякого барахла и умирала. Только умирающие могли видеть ангелов. Прохор подошёл к ней. Она смотрела без всякого страха и спросила:

— Ты пришёл за мной или за мамой?

— Нет, вы будете жить.

— Мы потеряли карточки, значит, мы обязательно умрём, — сделала вывод девочка.

— Таня, мама скоро придёт к тебе, — хотел успокоить её Прохор.

— Мёртвая? — не сдаваясь, спросила она.

Тогда Прохор положил в рот Тане тот малюсенький кусочек хлеба. Девочка облизнула губы и, почувствовав вкус хлеба, радостно сообщила:

— Теперь я точно сплю, потому что хлеб мне всегда только снится, дяденька, можно я немного посплю, это самый вкусный сон в моей жизни!

И она, зажмурив от удовольствия глазки, стала засыпать. Прохор улетел.

Прохор проснулся озябшим. Желая согреться, он теснее прижался к Ларисе. Она не спала и тоже прижалась к нему. Вскоре от бурных взаимных ласк Прохор забыл о своём ознобе. Успокоившись, они лежали, обнявшись, и, кажется, каждый думал о своём.

— Роди мне дочку, — вдруг тихо сказал Прохор.

— Надеюсь, не завтра, — засмеялась Лариса, ласково целуя его в плечо.

— Да я серьёзно, — коснулся он губами её волос, — Алиса всё время живёт у бабушки, учится там, квартира у нас большая, всем места хватит, — рассуждал Прохор.

— Ты сказал «у нас», но я ведь тебе даже не жена, — напомнила Лариса об его обещанном походе в ЗАГС.

— Хорошо, завтра я выходной, берём документы и идём жениться, а сейчас продолжим одно очень приятное дело, — привлёк он к себе любимую женщину.

За завтраком они решили, что в ЗАГС пойдут после обеда. Прохор пошёл на работу, надо было кое-что доделать. По пути он размышлял о Ларисе. Кроме того, что он теперь не представляет себе без неё свою жизнь, она красива, умна, ей хватает мудрости никогда не спорить с ним, когда он загорается. Ночью она тихий огонь, который всегда может разгореться в пожар. Ему было очень хорошо с ней, сделал для себя вывод Прохор, заходя в редакцию. Видимо, все его мысли отражались на лице, потому что все, кто попадался ему навстречу, загадочно улыбались, здороваясь с ним. Только один коллега, шутя, сделал ему замечание:

— Прохор, не сверкай своей довольной харей, а то аж зависть берёт, влюбился, что ли?

— Не, женюсь, — в тон ему ответил Прохор и пошёл дальше.

Коллега остался стоять, потом, покрутив пальцем у виска, пошёл по своим делам.

За своим рабочим столом Прохор продолжал размышлять о Ларисе. «Как же я ей скажу о своей миссии?» Странно, но он первый раз так назвал свои непонятные сны. Он ведь уже верил во всё происходящее с ним. Прохор почему-то стал переживать за Ларису. А если с ним что-нибудь случится. Он хорошо помнил, как наглотался солёной воды, когда спасал моряка. Значит, опасность всё же есть, и Прохор начал сомневаться насчёт ЗАГСа.

На его рабочем столе лежал чистый лист бумаги. Вдруг Прохор увидел, как на этом листе начали проявляться буквы, сначала бледно-голубого цвета, затем они начали быстро темнеть, и вскоре ярко-синим цветом было написано — ЛАРИСА. Через несколько мгновений буквы пропали, а лист остался девственно чистым. Прохор ещё некоторое время сидел не шелохнувшись. Ничего больше в его ближайшем окружении не происходило. Зазвонил мобильник, но Прохор всё ещё не мог выйти из ступора, затем он всё же взял трубку. Звонила Лариса и спрашивала, не передумал ли он идти жениться. Прохор коротко и твёрдо ответил: «Идём, милая, всё уже решено!»