Мы - силы

– Да. А у нас дети… – как-то слишком устало сказал Ханин. – И мы должны их вывести. А значит, охранение колонны и тем более отряд прорыва не будет поворачивать назад. Он пойдет впереди до конца.

– Но те, кто останется, обречены, – сказал штабист то, что все и так понимали. – Не от пуль этих уродов, так от голода.

– А если никто не останется… обречена вся колонна, – сказал Ханин. – И если колонна останется без охранения, она опять-таки обречена. Это сейчас мы как в западне, нас удобно расстреливать, если мы высунемся. А там… на просторе они десять раз подумают, прежде чем преследовать, нарываясь на автоматы. Там есть простор для маневра. Там есть шанс уйти…

– Обоз со стариками, детьми и женщинами? – удивились в комнате. – О каком маневре вы говорите?

– Охранение будет к ним как привязанное, раз вы не хотите его повернуть, чтобы дать оставшимся отойти, – сказал докладчик.

– Значит, обоз должен стать маневренным, – заявил Ханин негромко и жестко. – Значит, отдадим все машины.

– Мы не можем отдать машины. По крайней мере, все, – напомнил Рухлов. – Мы на них с участка на участок бойцов перекидываем. Боезапас. У нас не хватает сил равномерно периметр удерживать.

Ханин поднялся и сказал:

– Тогда думайте. Либо мы отдаем машины и маневренная колонна отрывается от преследования и идет к большой воде, либо никто никуда не идет. Потому что выставить из города пешком население – это отдать их на радость пулеметчикам и группам преследования. Все останемся. Ну и тогда как следствие… все помрем с голоду.

Все замолкли, переваривая услышанное. А Ханин, прихрамывая, вышел из кабинета и направился к выходу.

К полуночи план был готов, и Ханина вновь вызвали в штаб. Он приехал чуть посвежевший и, по-видимому, поспавший. Рухлов, позавидовав ему, рассказал в подробностях план. Пусть жесткий. Пусть неприемлемый в обычных условиях, но план, который мог дать шанс ушедшим из города не стать мишенью для бандитов.

Выслушав Антона, Ханин хмуро спросил:

– Я правильно понял, что ты предлагаешь пустить их в город? Выкинуть белый флаг?

– Да.

– И только пустив их, обнаружить себя и сковывать их основные части, пока колонны не будут достаточно далеко.

– Да, – кивнул, устало морща лоб, Рухлов.

– Это смерть всем, кто остался. Без шансов… даже малейших, – сказал Ханин.

– Ну почему, – смутился Рухлов. – Они могут по окончании боезапаса скрыться в подвалах и на чердаках. Запереться в квартирах. Не будут же бандиты все квартиры проверять. И потом, они могут представиться мирными жителями, кто не ушел по каким-либо причинам.

– Ты сам веришь, что они выживут? – спросил удивленно Ханин.

Антон посмотрел на него и сказал:

– Не знаю. Я лично останусь. Я везучий. Может, и тут пронесет. Да и с моей ногой как-то сильно не побегаешь.

– А где ты найдешь еще пятьсот камикадзе, которые вам нужны?

Один из командиров ополчения поднялся и сказал:

– Мои останутся точно. У меня две сотни ребят. Оружия и патронов бы только побольше.

– Это ты говоришь или это они такие храбрые? После того как вы такое провернете, по вам не только из минометов долбить начнут. Опять отравляющие газы зашлют, – зло сказал Ханин. – Просто чтобы отомстить.

– Поверьте… когда я скажу, что мы нужны, чтобы остальные могли уйти, они останутся. Останутся все. И не только мои.

Тяжело поднявшись, Ханин спросил:

– А стариками и ранеными ты решил пожертвовать, Антон?

Тот сощурился, но, не отрывая взгляда от ханинских глаз, ответил:

– В машинах и автобусах поедет чуть больше тысячи человек. Это весь транспорт, что у нас есть… И эта тысяча только дети по переписи. С ними некоторое количество взрослых. Остальные от них отстанут, и если преследование будет настойчивым и его не сдержит арьергард, то да… можно сказать, что я ими пожертвовал. Как пожертвовал и нами… теми, кто останется в городе. Потому что кем-то жертвовать надо, господин бывший старший лейтенант.

Ханин потер глаза, заболевшие от злого взгляда Рухлова, и сказал обреченно:

– Ну, значит, и нам тогда оставаться… всем, кто здесь. Перед этим всем… я хотел бы выспаться. А то что-то четыре часа для меня маловато, оказывается. Стар я стал…

Собравшиеся в штабе смотрели на трущего глаза и улыбающегося Ханина и тоже заулыбались. Все они стали староваты. Ну куда им таким стареньким бегать? Уж лучше на завалинке посидеть… со снайперской винтовкой.

4

Роман и Юля сидели в палатке Рината, и тот откровенно пялился на них. После всего ими сказанного у него как-то перестала реальность увязываться с ее пониманием.

– Ромка, ты дебил, – уверенно заявил Ринат, даже не слушая оправданий. – Ты понимаешь, что ты мне предлагаешь? Нет, ты сам понимаешь, что ты для себя хочешь? Это же расстрел. Причем не мы, так они. За тобой же столько крови…

Понимание, что эта кровь их связала крепче, чем что-либо, не давало Ринату сразу разобраться с ними, как это и требовалось.