Мы снова уходим в бой… Рассказы писателей Вьетнама

Стиснув зубы, Хоа отбросил ветку, которой чертил что-то на песке, и резким движением встал на ноги. Посмотрев на дорогу, где клубился еще дым, он спустился к реке. Черпая пригоршнями прозрачную воду, умылся и крикнул кому-то:

— Эй, дрозд! Дроздушка!

Из-за пальм, стоявших в воде, показалась небольшая, накрытая тентом лодка, и в человеке, сидевшем на носу, Хоа узнал Хунга, командира своего отряда. Все точно, как сговорились… Уже восемь тридцать — пора возвращаться.

Он вернулся к траншее. Сыонг больше не плакала. Прислонясь спиной к пальме, она, глядя в зеркальце, поправляла прическу и тихонько напевала:

Ой, подружки, подружки,
мы проводим ребят через реку.
Ой, подружки, подружки,
провожаем мы их в дальний путь…

Хоа осторожно приблизился к ней. словно боялся, как бы шум шагов его не спугнул песню. Подождав, пока она допоет до конца, он присел рядом и улыбнулся:

— А ты, оказывается, певица! Да и песня сама хорошая. Жаль, я не знаю слов.

— Ну, беда невелика! Если хочешь, научу…

— Мне пора, Сыонг! — грустно прервал он ее и опять смущенно почесал затылок.

Сыонг сразу помрачнела. Черные бархатные глаза ее растерянно глядели на Хоа.

— Так быстро?

— Да, надо идти…

Он осторожно коснулся ее маленькой руки, и Сыонг не отняла ее.

— Сыонг, я тебя люблю. Очень люблю. Если ты согласна, поедем со мной, будем вместе работать и бороться… Лучше я умру, чем заставлю тебя страдать! — тихо сказал он.

Легким шелестом ветра показались Сыонг эти слова, ласковым и нежным, как шепот пальмовой рощи, сладостным и томным, как таинственное журчание реки в лунную ночь. Нет, она не сможет теперь жить без Хоа.

Так бы и слушала его без конца… Но Хоа замолчал, улыбнулся и снова поскреб затылок. Господи, какой же он робкий, не то что парни, которых она привыкла видеть на ярмарке, — спесивые, как гуси.

Сыонг протянула руку и потрогала пуговицу на воротнике его рубашки, прикрученную сухим волокном ананасового листа. Подняв на него широко раскрытые глаза, ласковые, преданные и чуть затуманенные печалью, она сказала:

— Иди, вам нельзя задерживаться… Я тоже тебя люблю! Я буду тебя ждать… Да?

Хоа улыбнулся, кивнул ей и, подхватив винтовку, сбежал к реке.

Но с того самого утра Хоа не появлялся в Тан-фу, и Сыонг больше его не встречала.

Как-то утром дядюшка Тай, почтальон, встретил Сыонг у ворот.

— Тебе письмо! — улыбнулся он.

Удивленные глаза Сыонг стали совсем круглыми:

— От кого?

Почтальон открыл холщовую сумку, достал письмо и, держа его в руке, поддразнил Сыонг:

— Раз есть письмо, значит кто-то его написал. Сейчас прочитаем адрес, сразу небось вспомнишь. Та-ак: «От кого… Чан Ван Хоа, почтовый ящик 3842-С… Кому… Ле Тхи Сыонг, деревня Тан-куи-тхыонг, волость Тан-фу, уезд Дык-хоа, провинция…» Погоди, погоди, ну чего ты скачешь, как маленькая?

Но Сыонг не дала ему дочитать до конца, выхватила конверт и, не помня себя от радости, отбежала к банановому дереву, что росло неподалеку. Она прижала письмо к сердцу, по лицу ее побежали слезы:

— Хоа, любимый, ты помнишь обо мне! Смотри не забывай! Помнишь, в то утро ты так и не объяснил, что значит: «Лучше я умру, чем заставлю тебя страдать…»

Сыонг бережно вынула письмо из конверта, ей казалось, что, если листок разорвется, Хоа почувствует боль.

«Сыонг, дорогая, — писал Хоа, — у меня было очень мало времени перед уходом в Освободительную армию, и я не успел с тобой проститься. Но я все время думал о тебе. Я очень горжусь тем, что молодость свою посвятил — всю без остатка — служению родине. Вы там, дома, старайтесь вместе с друзьями шире развертывать партизанскую войну, хорошо?

У меня теперь в Ми-тхань-донге не осталось никого — ни семьи, ни близких, всех убили американцы. Но там есть Хунг, мой командир, и наши ребята из отряда. Ты, наверно, побываешь не раз на моем берегу и увидишься с ними. Я уверен, что вы еще лучше наладите обмен боевым опытом и укрепите нашу боевую дружбу.

Я очень тебя люблю и никогда не забуду. Желаю тебе здоровья, мужества и стойкости. Обязательно напиши мне и, если можно, пришли ту песенку: „Мы проводим ребят через реку“ — помнишь, ты пела ее тогда. Чан Ван Хоа».

Кто знает, сколько раз перечитывала Сыонг письмо. Почтальон успел уже обойти деревню и вернуться на почту, а она все сидела на том же месте, задумчиво разглядывая лежавший у нее на коленях листок бумаги, исписанный аккуратными, с наклоном, фиолетовыми строчками.

Она не замечала птиц, клевавших ссыпанный во дворе рис, и не видела, как снова подошел почтальон. Только услыхав покашливание дядюшки Тая, она вздрогнула, подняла голову и смущенно заулыбалась. Но дядюшка Тай уже не улыбался, как раньше. Открыв свою сумку, он шепнул:

— Письмо от Ба. Срочное!

Сыонг сразу поняла: поручение из отряда. Развернув записку, где сказано было: «Как получишь, явись немедленно ко мне», она быстро спрятала в карман письмо Хоа, забежала в дом за винтовкой и вышла со двора. Заглянув по дороге в ворота к соседям, она крикнула: