«Мы становимся „православным Ираном“»

— А почему вы прощения просите? «Срань господня» им инкриминируется как «оскорбление Господа». Но «срань господня» — это идиома, то есть выражение, которое не расчленяется. Оно интерпретируется, не исходя из слов, из которых оно состоит. В современном словоупотреблении оно появилось как перевод английской идиомы «holly shit» и получило распространение через переводы американских фильмов. Это грубо, да. Но это — не мат. Эта идиома означает: «Ни хрена себе!», «Ну, достали!», «Оба-на!» В какой-то момент переводчики подыскали русский вариант «срань господня». Это грубо, но это — в стилистике панков. И здесь нет никакого оскорбления. А когда идиому начинают делить на части — это безумие с точки зрения лингвистики.

— Они молились спиной к алтарю, им это тоже вменяется, насколько я помню.

— Это всё — какая-то квинтэссенция безумия. Подмена христианства ритуалами. Вы сами как выходите из храма? Иконы находятся везде. И как вы будете молиться иконе, которая находится на противоположной алтарю стене? Вам придётся повернуться спиной. Я не была в самом храме Христа Спасителя, но вполне возможно, что там была икона Богородицы, к которой они и обращались.

— Есть и другая точка зрения: эта история показала крепость христианства в России, потому что церкви подставило плечо государство…

— Большего удара по церкви нанести было невозможно! Но сделала это сама церковь. Вся эта ситуация настолько безумна… В настоящий момент православная церковь в лице Московской патриархии сделала всё, чтобы дистанцироваться от христианства, поведение её служителей было зашкаливающе нехристианским. Ведь что такое христианство? Это — религия любви. И вот люди приходят к храму Христа Спасителя просить о милосердии с цитатой из Евангелия от Матфея: «Блаженны милостивые». Это, между прочим, Нагорная проповедь, это квинтэссенция христианства. «Блаженны милостивые — ибо помилованы будут». Это слова Христа. И людей с этой цитатой охранники, принадлежащие к храму, начинают избивать! Для меня это — полный конец. Оскорбление и уничтожение всего, что есть в христианстве.

— Приговор по этому делу — у нас не первый такой… спорный. И боюсь, не последний…

— Извините, но такого не было никогда. Мне приходилось выступать в судах, в частности — по неонацистским бандам. В клетке сидели убийцы, с десятками трупов. Но я никогда не видела, чтобы в зале была собака. Вот как это прикажете понимать? В зале агрессивный ротвейлер, он лает, он рвётся с поводка… А почему их держат в наручниках во время произнесения приговора? Почему их в туалет ведут с ротвейлером? Это то, что я сама видела, я была в суде. А почему их надо было лишать сна? Почему им запрещали встречаться с адвокатами? Не кормили?

— И при этом у выходки девушек, как признал суд, не было политической подоплёки. Почему она была воспринята так болезненно?

— Государство продемонстрировало, что девушки попали в болевую точку. Это точка полного слияния церкви с государством. Происходят вещи невозможные, абсолютно антиконституционные: государство становится теократическим, а церковь — государственным институтом. Мы становимся «православным Ираном».

— Как может становиться православным и теократическим государство, где столько постов занимают бывшие сотрудники КГБ?

— Да, я на это смотрю с большим интересом. Вот я была крещена в подмосковном храме, где служил отец Александр Мень. И было это в ту эпоху, когда меня из университета бы вышибли, если бы узнали, что я крещёная. А теперь мы видим людей, которые сначала были сотрудниками КГБ и членами партии, а теперь вдруг стали невероятно православными! Потому что это — идеологическая составляющая: сейчас мы наблюдаем попытку воссоздать тоталитарное государство, только основанное на православии. На православном фундаментализме. Фундаментализм — это прекрасная основа для тоталитарного государства.

— Может быть, эти люди просто не умеют иначе? Они не могут использовать привычную коммунистическую идею, поэтому пытаются сменить одну «религию» на другую?

— Да, они взяли другую идею. Но ужасно то, что церковь им в этом подыгрывает. Я не говорю о православии, я говорю о Московской патриархии. То есть о православии этого разлива.