My sunshine (СИ)

Я на последнем месяце. Наконец-то недолго осталось мне мучиться. Еще один только месяц, и я избавлюсь от этого живота. Он такой огромный, что я не могу даже шнурки на обуви завязать, так как просто не дотягиваюсь. Это ужас — не нагнуться, не разогнуться. Бедному Питу уже даже одевать меня приходится. Хеймитч придумал мне новую кличку, теперь я из «Безалкогольного алкоголика» и «Сломанного пылесоса» превратилась в «Истеричного колобка». Вчера после очередной моей истерики он заявил, что безумно рад тому, что не завел свою семью. Даже пообещал поставить Питу памятник «за нескончаемое терпение», если он не сойдет с ума до конца этого месяца.

Рыдаю снова, сама не знаю, из-за чего, Хеймитч и Пит плачут вместе со мной. Даже Лютик истошно мяукает.

Муж не дает мне вставать с постели, так как врачи сказали, что нужно больше отдыхать. Даже военные не исполняют приказы своего начальства с такой же точностью, как Пит — наставления моего доктора.

Опять истерика. Меня не пускают на улицу без сопровождения. Громлю гостиную, пока Хеймитч, Пит и Лютик прячутся за диваном и ждут, пока я остыну.

— Если ты вздумаешь сделать ей еще одного ребенка, я тебя лично кастрирую, — рычит Хеймитч из-за дивана.

Сижу, ем свои любимые сырные булочки. Пит и Хеймитч спят в гостиной. Думаю, может, слинять, пока есть вариант, или опять устроить истерику, чтобы они не расслаблялись. Но зайдя в гостиную, еле сдерживаю хохот, который так и рвется наружу. Хеймитч, Пит и Лютик спят на раскрытом диване. И все в одинаковой позе. Бедные… Видать, я совсем их замучила, что они даже на мой смех не просыпаются. Наверно, правильно будет смыться, пусть отсыпаются. Но не тут-то было…

Я не успеваю и до двери дойти, как чувствую, что мои штаны мокнут. Минуту я соображаю, когда это у меня началось недержание и, вообще, бывает ли оно во время беременности, пока до меня не доходит, что это…

— Пит!!!

От моего вопля все трое разом вскакивают.

— Что случилось? Кого убили? — Хеймитч дико озирается по сторонам. Лютик от греха подальше решает смыться, а Пит подбегает ко мне.

— У меня воды отошли.

— Что?! — Пит стоит как громом пораженный. — Но ведь время же еще не пришло?

— Я прекрасно знаю, что время не пришло! Но, тем не менее, они отошли.

— Хеймитч, звони врачу! — командует Пит.

Тот лихорадочно принимается набирать номер больницы.

— Дорогая, сможешь идти?

Я пытаюсь сделать шаг, но внизу живота остро колет.

— Боюсь, что нет.

И в этот момент на пороге нашего дома как по волшебству появляется Сальная Сэй. Ей хватает одного мгновения, чтобы оценить ситуацию.

— Врачу звонили?

— Хеймитч звонит, — отзывается Пит.

— Что значит подождать?! — доносится сзади. — Ребенок не будет ждать!

Хеймитч подходит к нам жутко злой.

— Они сказали ждать тут. Врач уже едет.

— Давайте уложим ее на кровать, — предлагает Сэй. — А то, того и гляди, она тут и родит.

Пит и Хеймитч соединяют руки, сделав импровизированное сиденье. Я сажусь на него, и они относят меня в спальню.

Сальная Сэй выгоняет из комнаты мужчин и переодевает меня в рубашку Пита, пояснив, что штаны и нижнее белье мне в ближайшее время не понадобятся. Она помогает мне лечь на кровать и укрывает белой простыней.

Никогда бы не подумала, что роды — это так больно. Сэй сидит рядом и держит за руку, но это мало помогает, такое ощущение, что мои внутренности разрывает на части.

Вскоре прибывают и врачи. Пит и Хеймитч врываются в комнату вслед за ними. Медсестра споро раздает указания Сальной Сэй, чтобы та принесла полотенца, горячую воду и тому подобное.

Доктор, стоило ему только войти, сразу же направляется ко мне и поднимает простыню, чтобы посмотреть, что там происходит.

— О, ребенок! — восклицает врач таким голосом, как будто впервые видит такую штуку.

— Где ребенок?! — Пит и Хеймитч смотрят туда же.

И то, что они видят, им явно не нравится. У Хеймитча такой вид, будто его заставили проглотить живую лягушку. А Пит, похоже, уже собрался падать в обморок.

— Убирайтесь! — ору я истошным голосом, запустив в них первым предметом, до которого дотягиваюсь. Меня совсем не греет мысль, что трое мужиков уставились на самую интимную часть моего тела. Под руку попадает стоящая на прикроватной тумбочке ваза, которая и летит Питу в голову. Несмотря на мое состояние, я все-таки попадаю в него!

— За что?! — возмущается он. — Больно же.

— Больно?! Тебе больно?! — кричу я. — Попробуй роди!!! Вот тогда узнаешь, что такое больно.

— Прости, милая, — он подбегает ко мне, садится рядом и берет за руку. — Я с тобой.

Я вцепляюсь в руку мужа с такой силой, что у него пальцы белеют.

— Ужас сколько кровищи, — бормочет Хеймитч, который все время наблюдал за врачом. — Как ты себя чувствуешь, солнышко?

— Как я себя чувствую?! Как будто мне нутро на части разрывает!

Я совсем теряю счет времени, но такое ощущение, что проходит не один час. Господи, почему роды длятся так долго? Пит все сидит рядом, пытается подбодрить, шепчет что-то, но от боли, которая затуманивает мне разум, я ничего не понимаю. Единственное слово, которое доходит до сознания — это «тужься».