Мы ударим первыми

– Восемь сорок шесть. А майя говорили, что только в 2012 году... И наш долг – удовлетворить пожелания далеких американских предков...

Он думал совершенно о другом, слова срывались с губ неосознанно. Сергей не удивился бы, если его друг начал сейчас напевать «Катюшу».

– Вот опять, Серега, у нас никакой свободы выбора! Дискриминация по принципу невозможности. Мне действительно хватило твоих комментариев, чтобы однозначно сделать главный вывод: взрыва быть не должно! А то, что я видел на крышке, убеждает: разминирование будет очень трудным, долгим и... бесполезным.

– Почему это?

– Потому, что все равно взорвут раньше.

– Безнадега, да?

– Когда это мы сдавались? – Гера повертел пальцами мобильник и опять не стал звонить. – Ребят надо срочно подключать. И не только... Понимаешь, любые сведения дают какую-то зацепку. Благодаря тебе мы их получили несколько. Главное, в чем я с тобой согласен, – за подлодкой и перегрузчиком пристально наблюдают. А это первая зацепка и направление поисков. – Теперь Талеев решительно набрал номер на сотовом телефоне. – Доброе утро. Это «красный код». Я прошу составить графический расчет мест, откуда может вестись визуальное наблюдение за двумя объектами, стоящими у причала № 10 судоремонтного завода «Звездочка» на Южных Яграх: подводной лодкой и перегрузочной плавмастерской. Да-да, аналогично тому, что делалось для спускаемого на воду ракетоносца на СМП. Готовый документ сбросьте на мобильник с определившимся у вас номером. Спасибо, я жду. Журналист обратился к Сергею: – Ты можешь вызвать сюда матроса с лодки, который дежурил ночью?

– Не вопрос!

Редин подошел к переборке и надавил клавишу вызова центрального поста на коробке внутрикорабельной связи. Ответили моментально:

– Центральный слушает. Командир корабля.

– Товарищ капитан 1-го ранга, поднимите отдыхающего в каюте верхнего вахтенного первой смены и пришлите его в кают-компанию. Пожалуйста, побыстрее. Даже неодетого.

Стук в переборку раздался уже через две минуты.

– Разрешите войти? Матрос Глазов...

– Проходи. Садись. Сразу тебе скажу: мы оба не имеем никакого отношения к твоему начальству, и каждое твое слово не покинет пределов этого помещения. Но и ты обязуешься никогда ни с кем не говорить о нашей беседе. Ясно?

– Так точно!

– Послушай... Как тебя зовут?

– Макс...им.

– Значит, Максим, – журналист придвинулся на стуле почти вплотную и в упор смотрел в глаза матроса, – постарайся не просто отвечать на вопросы, а мысленно вспомни свое состояние, о чем ты подумал, что тебе показалось. Я вижу, ты умный парень, и знаешь, что такое ассоциативный ряд. – Матрос не очень уверенно кивнул. – Меня интересуют твои ощущения, которые на первый взгляд совсем не относятся к делу. Ну, например, смотришь ты, как на причале друзья в футбол играют, а думаешь не о голе или пасе, а о своей девушке в ду€ше. Скажи мне об этом! И мы вместе быстро выясним, что это именно футбольный мяч напомнил тебе ее упругую круглую попку.

Матрос смотрел на Талеева, как на волшебника.

Сергей с интересом прислушивался к разговору. «Недаром, Гера, ты такой классный журналист. Знаток человеческой психологии. А как убеждает, а? Даже я вспомнил... Хотя это неважно».

– Кто мимо тебя ночью спускался по трапу на причал?

– Ну, много народу. Механик наш, помощник дежурного...

Талеев понял, что вопрос надо конкретизировать.

– Вспомни тех, кто не относится к личному составу вашего экипажа.

– Только двое, – уверенно ответил матрос.

– Точно двое? Не трое...

– Да. Двое. Я хорошо запомнил.

– Они были не ваши?

– Нет.

– А разве ты имеешь право пропускать чужих?

Максим на секунду замялся:

– Так они же не на корабль шли, а уходили. И не чужие вовсе.

– Как так?

– Один был капитаном 3-го ранга с плавмастерской. Он руководил работами по перегрузке. Я сам наш реакторный отсек готовил и его несколько раз видел. Мы пээмщиков пропускаем беспрепятственно.

– А другой?

– Так это ж его друг!

– Ты что, тоже видел его раньше? Он с плавмастерской?

Вот тут матросик задумался надолго. Гера не торопил.

– Не знаю. Я ночью его лица вовсе не видел. Помню, что каска была белая, а все остальное в тени. Но – друг, это точно! Они... были...

– Говори как есть, не стесняйся.

– Ну... пьяные.

– Оба?

– Ага. Качались, обнимались и все время смеялись.

– А вот теперь, Максим, закрой глаза и представь, как они с трапа спускаются, прощаются...

– Нет! Они вместе дальше пошли.

– Значит, идут, идут...

– И исчезли!

– Давай точно сформулируй: скрылись в рассветных сумерках, завернули за угол...

Матрос распахнул глаза:

– Нет! Исчезли просто. Тут вовсе никаких углов близко нет, а ночи белые, весь причал и еще дальше, до самой заводской столовой, как на ладони видно. И дорога-то одна!

– Хорошо. Ты отвернулся и забыл? Или о чем-то подумал?

Максим как-то странно засмущался, потом выпалил:

– О Гарри Поттере.

«Эх, мальчишка! Да ты больше стесняешься, что кто-то узнает о «неподобающих» взрослому «морскому волку» мыслях о детских сказочных волшебствах, чем даже о девичьих прелестях!»

– Почему?

– Ну... как там... в фильме, помните?

– Забыл что-то.