Мы уходим в степи

— Ну, чаво опять? — отозвался здоровенный розовощекий детина. На шеи его болтались почти новые сапоги, снятые с убитого офицера. Может, и Аверин носил. Я отвернулся и взгляд мой невольно задержался на дне канавы. Видимо, здесь мне и лежать. В придорожной яме. Я посмотрел в небо. Хоть бы солнце увидеть. И вздохнул: серое небо. Холода, как ни странно не чувствовал. Ледяной ветер трепал полы шинелей красноармейцев. А я, в одном мундире, без бекеши (ее сняли, когда я был без сознания) совершенно не ощущал ледяного дыхания поздней осени.

— Погодь, — сказал товарищ Лаза. Теперь он размышлял и это было ему трудно. — А речь? Ну, чтобы всех проняло? Чтобы с новыми силами бить контру! До последнего! До победы!

— Не заслужил, — отмахнулся от него комиссар. Петька сразу понял, что от него требуется. Неторопливо снял с плеча сапоги и стал деловито возиться с винтовкой. Сосредоточился. Товарищ Май раздраженно засопел и стал рвать на поясе кобуру: клапан не открывался. Достал новенький наган. Откинул барабан и досадливо хмыкнув, высыпал на дорогу гильзы, затем ловко принялся заряжать.

— Давно бы так, — примирительно сказал товарищ Лаза. — К старшим надо прислушиваться, глядишь, и контры бы на земле не осталось. — Потом он спохватился. — А скажи мне, товарищ Май, а, что дальше? Что дальше будет, когда мы контру всю уничтожим?! Кого же стрелять–то будем?

— А дальше, товарищ Лаза, мировая революция. Так что стрелять нам придется много во врагов народа и революции. Устанем еще! — хохотнул комиссар.

— Я не устану! — коротко сказал комполка, мотнув головой. — У меня с контрой свои счеты.

— Патронов жаль. Беречь надо! — вмешался в разговор Петька. — Может, штыком? Привычнее как-то.

— Нет, — протянул комиссар Май и защелкнул барабан револьвера. Со злорадной ухмылкой он посмотрел на меня. — Такому и пулю не жаль. — И он медленно начал поднимать наган, целясь мне в лоб.

И прежде, чем наступила мгла, я еще раз успел посмотреть на дно канавы. Лежать мне в этой сырой земле. Смотреть на травинки у края неровного и не видеть их. И никто не вспомнит про Мишку. Как жаль, что я не успел ни о ком подумать. Знакомые образы пронеслись перед глазами, не останавливаясь. Дыхание перехватило.

— Именем революции, — слова, будто колокольный набат прогремели, отдаваясь странным эхом.

— Пах, — прозвучал глухо выстрел, и дыхание остановилось.

А потом я снова задышал. Тьма серела. Отступала. Предметы приобретали очертания. И когда я увидел длинные ряды скамеек в полутемном знакомом помещении, меня прошиб пот. Сомнений быть не могло — церковь, с которой все началось.

Как? Почему?! А, где товарищ Май? Я же секунду назад видел черное дуло нагана и, кажется, успел почувствовать пулю прилетевшую мне в лоб, прежде, чем свалиться в канаву. А сейчас церковь? Я медленно ворочал головой, осматриваясь. Ноздри уловили сладковатый запах. Пахло не войной. Слишком мирно. Я вздрогнул, вспоминая недавнее событие.

В лоб?

Я захотел потрогать место, куда прилетела пуля. И понял, что руки заняты. Я по-прежнему держал старинную хоругвь. Тяжесть полотна отрезвляла и не давала сомневаться в реальности. Только теперь буквы легко складывались в имена. Мои руки вздрогнули, когда взгляд неожиданно выхватил из списка знакомую фамилию: подпоручик Аверин М., сестра милосердия Боткина З. И… Руки мои задрожали сильнее: прапорщик Григорьев М. Полотно хоругви выпало из одеревеневших разом пальцев.

Это что же получается? Это, где же реальность? Там, или здесь?

Значит не привиделось ничего. Я с трудом сглотнул и завертел шеей, словно ее сдавливал тугой воротник мундира. В поле зрение, у входа, попали зашевелившиеся вдруг тени. Я насторожился. По спине вновь пробежала холодная струйка пота. Показалось, что-то мистическое движется ко мне. Тяжелые темные облака. Кто же пришел за мной?.. Забрать в ад? Я покосился на темные образы Святых в золоченных ризах и тихо зашептал молитву.

Оказалось, не за мной: тени вдруг налились в объеме, приобретая очертания фигур.

А, когда одна из них тревожным шепотом спросила:

— Товарищ майор, где вы? — Всё окончательно встало на свои места.

Однако, облегчения я не испытал. Испуг резко накрыл меня, парализуя. Сослуживцы товарища Мая! Кэгэбэшники. Что я им скажу? Куда подевался товарищ Май и почему не вернулся? Решил разжечь пламя мировой революции? Вряд ли им понравится ответ.

Я медленно сделал полшага назад и тем самым обнаружил свое присутствие.

— Товарищ майор, это вы? — вкрадчивый голос обратился ко мне, но тут же сменил интонацию, становясь злым и опасным:

— Что? Кто?! Ты! Стоять на месте! — Молодой, по виду, кэгэбэшник ринулся было ко мне, но зацепился за край тяжелой скамейки, чертыхнулся, сбиваясь.

Мгновения хватило мне сделать еще полшага назад. Нога уперлась в пирамидку, в которой находилась хоругвь. Я почувствовал стойкий запах старой ткани и ощутил тяжесть полотна на плечах. Знамя словно укрывало меня, желая спасти. В порыве я схватил полотно в кулак, отчаянно сжимая, думая, что это придаст мне силы.