Мы умрем в один день

— Все как перекати-поле. Да и я сам к берегу никак не прибьюсь. Болтаюсь взад-вперед и старуху с дочкой за собой таскаю. Ну ладно, это присказка. Главное, теперь ты понял, почему я тебя сюда позвал. Когда я на труп наткнулся, хотел с перепугу всю семью на материк отправить, потом передумал — слишком много шума. Тут как раз катер почту доставил, я тебе сразу письмо черкнул.

Федор Щербина, старый друг отца Некрасова, рассказывал не спеша, держа перед собой мундштук с потухшей сигаретой.

— В июле прошлого года на острове появились трое не знакомых Федору людей. Они приплыли на рыбацком баркасе, который поставили на якоре в одной из бухт, и там же, на берегу, разбили палатку. Двое из гостей пришли знакомиться уже на следующий день.

— Которого помоложе, звали Валентин. Высокий, смуглый, сразу видно — не из наших краев. Второй примерно моего возраста. Солидный такой, назвался Григорием Павловичем. Принесли с собой литр водки. Выпили. Тепло было, мы под навесом сидели. Рассказывали, что приехали отдохнуть, половить рыбу. Кроме того, мол, Григорий Павлович журналист, пишет книгу о войне, хочет пощупать своими руками здешние камни, посмотреть на следы войны. Ну, поговорили и разошлись. Остров известный, здесь шли сильные бои в сорок втором и сорок четвертом году. Я им молока с собой дал, хлеба свежего — бабка сама его печет. Они мне сигарет оставили пачек пять, ну, в общем, довольные расстались. А я тем более — живешь, как бирюк, никого не видишь. Немного позже познакомился и с третьим из их компании. Звали его Руслан, или, может, кличка, я так и не понял. Руки татуированные и по манерам видно, что из блатных. Ну и хрен с ним, мало ли в наших краях какого народа! Они своими делами занимаются, а у меня маяк и все остальное хозяйство. Почти месяц на острове прожили. Валентин часто ко мне приходил, вернее, к Ольге. Потом вдруг пропала компания. Снялись в один день и исчезли. Я даже обиделся, мол, кто-кто, а Валентин мог бы и попрощаться.

Щербина выбил мундштук о край доски. Крупная серая лайка у ног Федора встрепенулась, завертела головой.

— Лежи, Саян! Ну вот. когда они исчезли, Ольга моя сильно переживала. Из-за этого даже на материк раньше уехала, не стала дожидаться окончания навигации. Она Валентина и после продолжала разыскивать, только хорошего ничего не получилось. Однажды, уже зимой, загорелся у меня ночью сарай. В основном я там рухлядь старую хранил. Ну, сгорел и сгорел, черт с ним, но на этом дело не кончилось. Я зимой в порту вроде сторожа числюсь, и вот через день после пожара раздается звонок. Вежливый та^ой голос советует, чтобы дочь больше не искала Валентина, мол, у него семья, не надо ее разрушать. И вообще, лучше всего не совать свой нос никуда. Сегодня, мол, сарай, а завтра дом сгорит или с внуком несчастье случится. Я понял, что угроза не пустая. Может, и не в семье Валентиновой дело, а другие какие-то причины, но рассказал я Ольге про звонок. Она пообещала Валентина больше не искать. Прошло время. В мае перекочевали опять всей семьей на остров. И вот недавно, когда полез от нечего делать в старую галерею, наткнулся на труп.

— Валентин? — спросил Некрасов.

— Он самый. Зря его, значит. Оля искала. Так бедолага на Последнем и остался.

— Ты своим рассказал?

— Нет, что ты! Поэтому и тебя вызвал, вместе прикинуть, как дальше быть.

Люди появились на острове в сорок втором году. Никому не нужный, забытый клочок суши оказался на пути морских конвоев из Англии в Архангельск. Здесь установили тяжелую батарею и соорудили ремонтную базу.

Немцам остров показался тоже удобным для своих целей, и они спешно послали туда несколько эсминцев. После короткого ожесточенного штурма остров был захвачен, и до сорок четвертого года оставался в руках у немцев. Во время нашего наступления в Заполярье

Последний был отбит. Пару лет там оставался небольшой гарнизон, потом остров снова опустел.

Маяк на Последнем зажгли в начале семидесятых, когда восстановили одну из забытых морских трасс. Смотрители здесь долго не держались, меняясь едва ли не каждый сезон. Федора Щербину начальство сумело заманить на десятилетний договор, выделив служебный финский дом на окраине города и пообещав отдать через десять лет это ветхое сооружение в полную собственность. Обещали также льготную пенсию для Федора и жены.

Раньше о жилье и предстоящей старости Федор не задумывался. Годами мотались вместе с женой по рыбным промыслам. Дочь жила у матери, там же, в небольшом домишке, проводили отпуска и они. Потом женился младший брат, умерла мать, и Федор оказался вроде как и не у места. Попытался было на несколько скопленных тысяч купить для семьи дом, но цены подскочили так, что денег не хватило и на летнюю дачу.

А тут подвернулось предложение и в перспективе собственный дом за десять бесконечно длинных полугодовых вахт на маяке Последнего.

— Они что-то искали, — Федор поднялся, спрятал мундштук в нагрудный карман, — ну ладно, пойдем обедать.