Мы вдвоем и он (ЛП)

— Потому что он тебя обидел. Ты была моей лучшей подругой, и я хотел быть лояльным. Я бы и папу римского обвинил в разврате, если бы ты потребовала. Конечно, я ненавидел человека, который сделал тебе так больно. Ради тебя. Ты ведь понимаешь это, правда?

Я резко встаю, иду к нему на диван, сажусь возле него и прижимаюсь к его груди. Глубоко дышу, чтобы успокоиться. Господи, я была так близка к тому, чтобы сломать свое счастье. Мой брак. Сильно ранить моего мужа. Как хорошо, что ничего больше не произошло. Никогда не поздно.

— Спасибо, — бормочу я в его футболку. Бен рисует пальцем сердечки на моей спине, и я улыбаюсь.

— Возможно, я немного боюсь, — тихо говорит он.

— Не стоит, — шепчу я. — Правда. Я так сильно тебя люблю, что в моем сердце нет места ни для кого другого. Даже для Джея.

Он целует меня в лоб, потом его взгляд падает на ноутбук. Я выпрямляюсь и заправляю прядь волос за ухо. Я знаю своего мужа. Если он уходит в работу, очень сложно вернуть его обратно на землю.

— Занимайся дальше. Я все равно собираюсь спать. Выходные вымотали меня.

— Мы могли бы еще… поговорить или… Чего бы ты хотела? Во вторник я на неделю уезжаю, и меня мучает совесть, что я оставляю тебя одну.

— Нет, нет, все в порядке. — Я вижу облегчение на лице и радуюсь моему решению прогнать Джея из моей жизни. Навсегда. Это абсолютно правильно, говорю сама с собой, пока готовлюсь ко сну.

Лучшее, что ты могла сделать, говорю сама себе, ложась в кровать. Из гостиной доносится музыка. Просто забудь его, шепчу сама себе, когда в темноте закрываю глаза. Забудь его как можно быстрее, как будто он никогда больше не появлялся.

Я вся сжимаюсь от звука сообщения на моем мобильном. Почти полночь. Мне понятно, кто может прислать сообщение в это время. Но я не хочу его читать. Просто удалю. Или же напишу, чтобы он прекратил это. Немедленно. Я начинаю потеть. Целых полчаса я ворочаюсь в постели, потом любопытство все–таки побеждает здравый смысл, и я беру телефон в руки.

Из–за сообщения, что я читаю, у меня останавливается сердце.

— Я люблю тебя, Миа! Я не могу еще раз тебя потерять.

— Разве это не прекрасно? — Бет висит на моей руке и улыбается, как маленький ребенок.

— Я думала, ты ненавидишь Рождество, — отвечаю я.

Сейчас вечер пятницы, я устала, одинока, потому что Бен улетел во вторник в Сиэтл, а вернется только на следующей неделе, за день до Сочельника, и я хочу домой, на мой диван, зарыться в одеяле с книгой и проспать все выходные. Вместо этого я позволяю Бет тащить меня через Виктория–Парк, где развернулась ежегодная Рождественская ярмарка. Только потому, что ей, вдруг, захотелось чего–то красивого.

— Рождество – дерьмо, — признается она. — Но здесь все так нарядно, что кажется таким реальным. Правда? И выпал снег!

Да, конечно. Спасибо за подсказку. Мои уши болят от холода, так как Бет вытащила меня прямо с офиса, а я не надела сегодня шапку.

— Да ладно тебе, Миа, — толкает меня Бет. — Без меня ты бы провела все выходные дома на диване и умерла бы от скуки. С тех пор, как Бен уехал, ты будто в депрессии.

— Я просто за ним скучаю, — резко говорю я. — Что в этом такого странного?

— Он только на неделю уехал. Во вторник вернется, а там уже и Рождество. Отпуск. Еда. Сладости. До нового года.

Я не хочу в отпуск. Я чувствую себя бесполезной без работы, но моя фирма закрывается на праздники, остаются работать только несколько техников, на случай экстренных ситуаций. Все остальные прокляты ничего не делать, и это бесит меня. С некоторых пор, Рождество непростое время для меня. В квартире пахло елкой и корицей, когда полицейские позвонили в дверь, чтобы сообщить, что мои родители погибли в автомобильной катастрофе. Воспоминание до сих пор душит меня.

— Посмотри, разве это не чудесно? — Бет указывает пальцем на переодетого Санта Клауса в парке, перед которым выстроилась очередь из детей с их матерями, чтобы десять секунд посидеть на коленях у старого, толстого мужчины и прочитать список с желаниями.

Я закатываю глаза.

— Если ты сейчас захочешь стать в очередь…

— Нет, Боже, упаси! — Бет громко смеется. Я зарываю руки в карманы и вся сжимаюсь, подняв плечи. В воздухе до сих пор танцуют снежинки, но поскольку город достаточно отоплен, это великолепие не остается надолго лежать на земле, но я должна отдать Бет должное. Все вокруг, и правда, кажется таким нарядным, что Гринч, увидев это, покраснел бы от зависти.

— Куда ты вообще хочешь пойти? Кроме бара? — спрашиваю я и смотрю на мое дыхание, вырвавшееся облачком из моего рта.

— В бар. А потом в цирк.

— Господи, Бет… — стону я. — Я двадцать лет не была в цирке.

— Это не такой цирк, — защищается она. — Это – настоящий, с акробатами и прочим.

Когда она замолкает, я бросаю на нее взгляд, полный скептицизма, и она закусывает губу.

— Ладно, я сдаюсь… мне их подарили. К Рождеству. Вообще–то, я туда не хотела, но они от…

— Дай догадаться, — говорю я и останавливаюсь, чтобы создать интригу. Я чешу лоб, смотрю в небо, а потом щелкаю пальцами. — Я знаю! Тебе их подарил Том. Конечно же.

Бет кивает. Ее щеки пунцово–красные.