Джей чешет лоб. Четыре пластыря на висках и на затылке напоминают о зловещем аппарате, в котором была закреплена его голова. Скорее всего, раны, где были закручены фиксаторы, заживут быстро. Но только вид белого пластыря, который постепенно темнеет, вызывает дрожь в моем желудке.
Вечер мы проводим перед телевизором. Я вытягиваю ноги через Джея, и Бен массирует мои ступни, в то время, как я вяжу черную шапку. Периодически снимаю мерки с их лысых голов. Мне не нравятся лысины. Они напоминают мне о том, что на самом деле сейчас происходит. Без них случаются моменты, когда я забываю, насколько болен Джей. Медикаменты помогают при наибольших судорогах и боли, и его болезнь почти незаметна. С сегодняшнего дня она наш постоянный спутник. Дамоклов меч, который угрожающе проносится над нашими головами, и никто не знает, когда он упадет на нас со взмахом. Я только надеюсь, что нам осталось достаточно времени для всего, что так важно.
Но разве бывает достаточно времени? Время достаточно относительно...
Джей рисует как маньяк. Его эскизы приземляются один за другим на метровую стопку возле нашей кровати. Я не решаюсь на них посмотреть, но Бен знает, что там изображено. Когда я сижу возле Джея, он с трудом видит меня, поэтому при общении я должна сидеть напротив него. А вообще, он чувствует себя хорошо с тех пор, как он бросил химиотерапию.
Доктор Мартин не хотел больше нести ответственность за побочные эффекты при сомнительных шансах на успех. Джей отпраздновал это, выпив полбутылки виски, а потом уснул у меня на руках. Я до сих пор не могу привыкнуть к его лысине, и как его череп поблескивает на свету.
Когда вечером захожу в гостиную, он не спит, а смотрит телевизор. Я сажусь рядом с ним и делаю глоток воды с его стакана.
— Что ты там смотришь? — спрашиваю я.
Бен еще в офисе, и пообещал принести китайской еды с ресторанчика на углу, когда вернется. Надеюсь, это будет скоро, потому что мой желудок тихо урчит. Мой живот круглеет с каждой неделей и любимые джинсы не застегиваются, поэтому я оставляю пуговицу незастегнутой.
Джей не отвечает. На экране изображение старого мужчины, который сидит на уродливом зеленом диване. Возле него плачущая женщина. Мой желудок сжимается, когда медсестра протягивает мужчине таблетку и стакан воды.
— Вы уверены, что именно сейчас хотите умереть? — раздается с экрана.
— Проклятье, Джей, зачем ты это смотришь? — я беру пульт, но Джей удерживает мое запястье.
— Не надо.
— Пожалуйста, — прошу я. — Это же бред.
Джей мотает головой. Его челюсть крепко сжата, и он пристально смотрит в телевизор, будто желает его загипнотизировать. Я не могу на это смотреть и иду на кухню, взять что-нибудь из холодильника. С неохотой возвращаюсь в гостиную. Я не хочу это видеть. Какой-то врач обьясняет действие таблетки и почему он позволяет таким образом умереть. В каком-то городе в Швейцарии, где выполняются такие пожелания.
Джей выключает звук.
— Иди ко мне, сокровище.
Я сажусь к нему на колени, чтобы могла видеть его.
— Я хочу, чтобы ты знала одно — так, как он, я не могу умереть. Ни в коем случае.
— Ах, Джей... — говорю, пытаясь не заплакать.
— Серьезно, нет. Я же не киска. — Он втягивает воздух через нос.
— Прошу тебя, ты не должен так...
— Когда-нибудь мы должны поговорить об этом, сладкая. Я знаю, это дерьмово, и мне не хочется этого делать, но... вы вся семья, которая у меня есть.
— Я не буду говорить ни о твоей смерти, ни о похоронах, — твердо говорю я. — Забудь. Вместо этого нам стоило бы поговорить о твоем дне рождения. Мы поедем куда-нибудь?
— Дерьмо, я даже не знаю, доживу ли я до него, — рычит он.
Я глажу его по лысине.
— Конечно, доживешь. Это всего через пару недель. Ты же не думаешь, что я отпущу тебя, прежде чем маленькая звездочка увидит тебя?
Джей тяжело сглатывает.
— Прости. Я не хотела... — говорю я, но он перебивает меня мягким поцелуем.
— Ты права. Мы не должны об этом говорить. Я все сегодня записал. — Он достает со стола несколько листов и дает мне в руки. — Мое завещание.
— Зачем, черт возьми? — спрашиваю я, нахмурив лоб и бросаю короткий взгляд на бумаги.
Знаю, что поступаю ужасно, но я буквально слепну, когда речь идет о его смерти. Как ребенок, который закрывает свои глаза и верит, что его никто не видит. Если я буду игнорировать смерть, возможно, она забудет о Джее.
Я не слышу звука двери, но вижу Бена, зашедшего в комнату с пакетом, забитым коробочками с едой.
— Я дома, — говорит Бен. — Что здесь происходит?
— Джей написал завещание, — обьясняю я. — Что ты думаешь по этому поводу?
— Благоразумно. — Бен садится рядом с Джеем на диван.
Я закатываю глаза.
— Вы скооперировались против меня или что?