Мы вернемся

– Ветер, милый, послушай меня. – Элис обхватила ладонями его горячее лицо, заставив сконцентрироваться на ее словах. – Вик может передумать надевать белое платье. Она может бояться разочаровать тебя и немного недолюбливать подобные церемонии. Но она любит тебя, она сказала «да», и она действительно хочет стать твоей женой. Ты – единственная причина того, что ни одна попытка побега не увенчалась успехом.

– Спасибо.

Ветер снова обнял Элис, и та почувствовала, как меняется его настроение, как волнующийся жених превращается в счастливого мужчину, идущего навстречу своей огромной любви. Глядя на все это, она не понимала, как в мире вообще существуют разводы и ненависть к тем, кого ты однажды встречаешь у алтаря.

Философские мысли были бесцеремонно прерваны нервным стуком в дверь. На пороге оказался Астор – одетый так же, как и Эван. Ему явно было непривычно в таком виде, да и волосы, собранные в хвост тонким черным шнурком, откровенно его раздражали.

– Гости приезжают, – быстро выпалил он и застыл в ожидании дальнейших распоряжений. Как ни приучали его жители дома к простым человеческим отношениям, «равенству и братству», как часто посмеивалась Мика, впитанная с молоком матери привычка служить кому-то диктовала свои условия.

– Бегу. Найди Эвана, пожалуйста, – я одна не справлюсь.

Элис кивнула Астору и снова обернулась к жениху. Она поправила его жилет, который, как и брюки, был на пару тонов темнее тех, что надели сегодня его шаферы. Взгляд зацепился за ленту на волосах Ветра – она была алой, а не привычной серой, как все эти месяцы.

– Небеса меня простили, – ответил он на невысказанный вопрос. – Я больше не наказан, раз они подарили мне Вик.

– Серый – цвет наказания?

– Тоски, – глухо отозвался Ветер, и ей наконец стало все ясно. Серое небо в дождливый день – то самое, от которого хочется выть, которое накаляет тоску, которого больше не мог коснуться Ветер.

– А красный?

– Это ее цвет.

– Действительно, ее.

Элис на мгновение прижалась губами к щеке Ветра, подмигнула ему и выбежала из комнаты – казалось, побеги становились ее новой фишкой. Столько мыслей едва уловимыми маячками зажигались в сознании, но времени смаковать их, разбирать и давать оценку не было. В гостиной суетилась Костра, которая взяла на себя общение с кейтерингом.

– Мадонна! – Костра всплеснула руками, глядя на Элис. – Ты так прекрасна, деточка!

– Сегодня прекрасной может быть только Вик. Но ты очень сексуальна в этом платье, – бросила она на бегу и вышла во двор. Эван уже вовсю встречал гостей, предлагал напитки и провожал в сад.

Когда у калитки появился Фрэнк – святой отец местного прихода, Элис снова начало трясти. Вообще, они очень долго решали, как провести церемонию, ведь во всех трех мирах разные обычаи и способы. Но молодые выбрали самый распространенный способ в этой Вселенной – как сказал Ветер, «раз уж мы будем жить здесь, то и пожениться должны по традициям этого мира». Так что уже через десять минут Эван поведет Вик к алтарю. Конечно, по традиции это должен был сделать отец, но родителей здесь не было ни у кого – за редким исключением, – а вот менторы в домах были. Тем более жених и невеста считали Эвана «отцом их любви», так что все выглядело вполне логично. Отправив пастора готовиться к церемонии, Элис попросила Астора отвести туда же и Ветра, а сама направилась к Вик. Невеста сидела на кровати, теребя обручальный кулон Ветра.

– Пора.

– Это ведь навсегда? – Вик пристально посмотрела в глаза Элис, и все ободряющие заштампованные веками фразы вылетели у нее из головы. Она присела рядом на краешек кровати и взяла Вик за руку.

– Я не знаю. И ты. И даже Ветер не знает. Жизнь такая непредсказуемая штука на самом деле.

– И что делать? Я боюсь, Элис. Боюсь потерять, разочаровать. Боюсь, что когда-нибудь это закончится и я просто умру от боли. Пущу себе пулю в висок, даже зная, что умереть нельзя. Что делать, если это все может быть не насовсем?

– Любить. Больше ничего не остается. Иди и сделай это чем-то вечным. – Элис смахнула непрошеную слезу, заметив, что Вик в точности повторила ее движение. Невесты всегда плачут на свадьбах, даже те, что привыкли видеть смерть, а не любовь.